— Ты не можешь утверждать это.
— Я знаю, что тетя Маргарет никогда бы не уехала, не сказав нам ни слова.
— А я знаю, что отец Патрика не мог солгать, — возразила Марсали. — Пусть маркиза Бринэйра нельзя назвать добрым человеком, но никто никогда не мог назвать его лжецом.
Тяжело вздохнув, Гэвин требовательно спросил:
— Где Патрик? И где наша сестра?
— Я не знаю, — ответила девушка.
Это было правдой. Хотя и не совсем. Она знала, что там, где сейчас находилась Сесили, сестра была в большей безопасности, чем здесь, в родном клане, готовящемся начать войну с бывшими друзьями, хуже того, замужем за Эдвардом Синклером.
— Я найду ее, — сказал Гэвин. — И да помилует господь того, кто ее обидит.
Марсали положила руку на его плечо.
— Она в безопасности, — повторила она. — Клянусь тебе.
Гэвин нахмурился.
— Отец убежден, что это сделали Сазерленды, — сказал он. — Он хочет, чтобы я напал на их южные границы. И чтобы я захватил в заложники брата Патрика или его самого, если он действительно вернулся, чтобы обменять на Сесили.
Марсали побледнела от ужаса.
— Патрик здесь совершенно ни при чем. Я сама все это придумала, чтобы отец не заставил меня выйти за Эдварда с помощью угроз, что иначе выдаст за него Сесили. Послушай меня, Гэвин, — ее голос задрожал, — Синклеру нельзя доверять.
Гэвин не смотрел на нее.
— Это был бы прекрасный союз.
— Вот ты и отдавай свою жизнь для заключения сомнительных союзов, — сказала Марсали. Ее глаза наполнились слезами. — А я не собираюсь.
— Придется, если прикажет отец.
— Он не может приказывать моему сердцу.
Гэвин вздохнул снова.
— Марсали! Ты в последний раз видела Патрика, когда была еще ребенком. Ты не знаешь, каким он теперь стал.
Девушка выпрямилась, но и в полный рост она все же была ниже брата на голову.
— Мне было четырнадцать.
Уловив странный блеск в его глазах, Марсали поняла, что брат пытался поймать ее на слове. Он надеялся, что она проговорится, что недавно виделась с Патриком.
— Ты изменился, Гэвин, — грустно заметила она.
— Как и ты, сестренка. Ты всегда была такой…
— Послушной?
Ему стало неловко.
— Нет, я не это имел в виду. Ты всегда старалась…
— Сделать всем приятное?
— Да, — согласился Гэвин и печально улыбнулся. Марсали посмотрела в его синие глаза, так похожие на ее собственные.
— Ты ведь всегда знал, как я отношусь к Патрику, — упрекнула она. — И сам поощрял меня, рассказывая истории о его доблести и мужестве, о его победах на поле брани. Я не так непостоянна, как ты, в дружбе и преданности.
Это обвинение явно задело Гэвина, он снова нахмурился.
— Мы должны быть преданы отцу и выполнять его волю.
— Когда он прав.
— Нет! Он в любом случае наш отец. — Гэвин в сердцах ударил кулаком в стену. — И он прав! Маргарет должна быть отомщена!
— Никто не знает, что произошло на самом деле, — напомнила Марсали. — Я считаю, что тебя и отца больше огорчает обвинение в бесчестии, чем потеря Маргарет.
Не успели эти жестокие слова слететь с ее губ, как Марсали уже пожалела о них. Она не хотела причинять боль брату. Она просто хотела, чтобы он ее понял.
— Я не собираюсь ничего тебе доказывать, — сухо сказал он. — Я любил Маргарет, и я знаю, что она не уехала бы, не попрощавшись или не оставив нам весточки. Она мертва, и Сазерленды за это ответят.
Его голос сорвался.
— Во имя господа! Разве ты не знаешь, как я любил Патрика? Как я хотел, чтобы ты вышла за него замуж и мы с ним стали настоящими братьями? Но долг и честь должны значить больше, чем личные привязанности. И тебе не мешало бы вспомнить об этом.
— Наши понятия о чести отличаются, — сказала Марсали дрожащим голосом.
Ей было трудно, но три жизни — ее, Сесили и Патрика, — зависели сейчас от ее выдержки. Она ничего не скажет. Ничего.
И все-таки горечь в глазах Гэвина ранила ее сердце. Девушка повернулась и ушла в свою комнату. На этот раз Гэвин не остановил ее.
* * *
Грегор Сазерленд, маркиз Бринэйр, строго смотрел на сына.
— Где, черт побери, ты был?
Патрик выдержал тяжелый взгляд отца.
— Ездил по окрестностям. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел эти холмы.
— Мы приготовили тебе достойную встречу, а ты отсутствовал на торжественном обеде.
Он сердито сдвинул брови, когда-то черные как смоль, а теперь совсем седые.
— Я хотел представить своим друзьям моего наследника, моего сына, прославленного в боях. Они много слышали о твоих подвигах.
Отец говорил о нем с такой гордостью! Когда-то Патрик мечтал об этом, но сейчас это уже ничего для него не значило.
— Я был там, где хотел быть, и делал то, что хотел.
— И чего же ты хотел?
Удивленный, Патрик внимательнее всмотрелся в лицо отца. Маркиз Бринэйр никогда раньше не интересовался желаниями сына.
Когда Патрик уезжал на войну, Грегор Сазерленд был представительным мужчиной, но теперь сильно изменился, постарел. Его когда-то крепкое тело ссохлось, лицо покрылось морщинами, а правая щека чуть подергивалась. Где же тот властный, сильный, непримиримый человек, каким был его отец, спрашивал себя Патрик.
Этого человека больше не было. Так же как не было дома, который он так хорошо знал.
В огромном холле замка Бринэйр царил беспорядок. Грязные циновки из тростника только наполовину закрывали еще более грязный пол, стол был не убран после завтрака, а когда-то прекрасные настенные гобелены покрылись пылью и грязью. Только огонь еще поддерживался в очаге, но он так дымил, что Патрик невольно задавал себе вопрос: когда же в последний раз чистили дымоход?
Как он хотел бы вернуться снова домой, в тот замок Бринэйр, который он оставил двенадцать лет назад. Он хотел бы снова увидеть здесь чистый пол, на котором циновки менялись каждый день. Услышать шаги фермеров, их грубоватые шутки и смех, когда они собирались у дверей большого холла. Снова увидеть милую улыбку Маргарет, которая освещала все вокруг мягким теплом.
Но Маргарет тоже больше нет.
Патрику рассказали, что его отец выгнал всех старых слуг, обвинив их в пособничестве Маргарет. Было нанято несколько новых, необученных. Его сестре, Элизабет, пришлось взять на себя нелегкое бремя хозяйственных забот, не имея ни опыта, ни поддержки отца.
Милая, тихая Элизабет напоминала Патрику серую мышку. Сестре было три года, когда он оставил отчий дом. Вернувшись, он увидел болезненно застенчивую девушку, запуганную отцом. Его брат Алекс, которому недавно исполнилось семнадцать, казался таким же запуганным и робким. Он всячески старался избегать встреч с отцом, если только это было возможно.
