— Ты лжёшь, проклятая ведьма! — вскричала она и выпустила всю накопившуюся в ней злость в виде огромного огненного шара, сорвавшегося с кончиков пальцев. Это потребовало больших усилий, но оно того стоило — следовало сделать это хотя бы затем, чтобы увидеть, как усмешка сползает с лица Корнелии, сменяясь ужасом и неверием, и по нему разливается смертельная бледность.
Глава XLIV. Потерянное и обретённое
Надо отдать должное Корнелии — она, несмотря на всё своё изумление, успела увернуться, и огненный шар, вылетевший из рук Эжени, пролетел мимо, не задев её. Он упал где-то позади, в глубоком сумраке церкви, и рассыпался искрами, большинство из которых исчезло без следа, но некоторые остались тихо тлеть на обломках досок. Эжени некогда было беспокоиться о возможном пожаре — её переполняли ярость и страх за Анжелику, и любые мысли о побеге в Англию пропали, сменившись желанием остановить Корнелию. Впрочем, умей Эжени перемещаться из одного места в другое с помощью магии, она бы сделала это, немедленно помчалась на помощь дочери Портоса — но она не умела, и оставалось только сражаться с ведьмой.
— Ты тоже колдунья! — выдохнула та, отступая и вытягивая перед собой руки. — Твой отец знал? Нет, конечно же нет, — ответила она самой себе, — иначе он запер бы тебя в каком-нибудь монастыре. После нашего расставания Венсан стал бояться магии. Интересно было бы посмотреть на его лицо, когда он очутился на том свете и узнал, что его дочь — ведьма! — Корнелия звонко расхохоталась, но в смехе её звучали панические нотки. — Ты стала тем, чего он боялся больше всего на свете!
— Отец не стал бы бояться меня, если бы узнал всю правду, — ответила Эжени, согревая в руках новый огненный шар. — Ты не единственная, у кого связаны с этой церковью особенные воспоминания. Меня несколько лет назад пытался обесчестить один юноша — рядом с церковью, между холмов. И я убила его, убила при помощи магии. Думаешь, я не смогу убить тебя?
— Думаю, тебе не хватит сил, — Корнелия уже оправилась после потрясения и теперь смотрела на Эжени с насмешкой. — Интересно, знают ли дети мушкетёров и твой обожаемый капитан? Наверняка знают, ведь у вас нет друг от друга тайн! И теперь понятно, как они справились с Туссаком — рядом с ними была ты! Но как ты считаешь, долго они будут терпеть ведьму рядом с собой? Восхищение рано или поздно перейдёт в страх, ведь люди всегда боятся того, чего не понимают. Сколько времени пройдёт до того момента, как они захотят сжечь тебя на костре?
— Не пытайся запугать меня, — сквозь зубы проговорила Эжени и метнула новый шар, но Корнелия перехватила его в воздухе, и он обернулся гигантской пылающей змеёй. Она молнией метнулась к девушке, и та едва успела взмахнуть руками, обратив огненное существо в пепел. Корнелия между тем не сдавалась — после нового её жеста множество осколков и обломков, валявшихся на полу церкви, медленно поднялись в воздух, а затем полетели в сторону Эжени, постепенно ускоряясь. Она остановила их порывом ветра, но несколько кусочков стекла всё же успели мазнуть по её рукам и щекам, и она поморщилась от острых уколов боли.
— Ты ослабеешь, — выдохнула Корнелия, уворачиваясь от обломков досок, которые полетели в неё по мановению Эжени.
— Ты тоже, — ответила та, на этот раз собирая в руках не огонь, а воду. Поток ударил в её противницу со страшной силой, но Корнелия вскинула руки, и вода вмиг замёрзла, превратилась в сосульки, ледяные кинжалы, которые со звоном попадали на пол. Видя, как они растекаются лужицами, Эжени ощутила слабость и почувствовала, что по верхней губе из носа течёт что-то тёплое. Мысленно выругавшись, она утёрлась тыльной стороной ладони и не удивилась, увидев на ней красные пятна.
— Жизнь и магия уходят из тебя вместе с кровью, — Корнелия тяжело дышала, её лоб был мокрым от пота, на висках тоже блестели капельки. Она снова подняла руки, и с потолка мягко обрушился поток чего-то тёмного, что Эжени в первый миг приняла за птиц, но потом поняла, что это жабы — большие, склизкие, буро-зелёные, глухо квакающие и булькающие.
— Из тебя тоже, — процедила она, останавливая поток взмахом руки — её передёрнуло от мысли, что жабы могут коснуться её кожи, упасть на лицо или, упаси Боже, залезть в вырез платья. — Решила устроить мне вторую казнь египетскую? — по мановению руки Эжени жабы взмыли в воздух, обратились острыми кинжалами и полетели в Корнелию, но та сделала шаг назад и растаяла в окружении цветных искр, а кинжалы упали на пол, растворившись на полпути. Эжени, переводя дыхание, завертелась на месте, ожидая нового нападения и гадая, где появится Корнелия. Та возникла возле входа в церковь — волосы её растрепались и неопрятными рыжими лохмами спадали на лицо, грудь тяжело вздымалась, из носа тоже текла тоненькая струйка крови.
— Я устрою все десять казней египетских, если потребуется, — почти шёпотом проговорила она, не сводя с Эжени ненавидящего взгляда. Девушка вздрогнула, вспомнив про десятую казнь, смерть первенцев, и с трудом удержалась, чтобы не прижать руку к животу. Ещё сегодня утром она сама хотела избавиться от ребёнка, чтобы не подвергать его опасности, но мысль о том, что его убьёт Корнелия, была невыносима.
— Эжени! — снаружи послышался грохот сапог, и в церковь ворвался Леон дю Валлон. — Я увидел твоего Ланселота и понял, что ты где-то здесь… Какого чёрта?
Увидев Корнелию, он тут же выхватил шпагу, но колдунья только рассмеялась.
— Надо же, кто пришёл на помощь своей возлюбленной! Сын Портоса! Бастард Портоса, — она ядовито улыбнулась, подчеркнув слово «бастард».
— Меня называли словами и похуже, — холодно отозвался Леон, осматривая церковь с дымящимися досками, растекающимися по полу лужами, усеянную осколками и усыпанную пеплом. — Вы всё-таки разыскали нас и решили прикончить?
— Я разыскала вас, но здесь я оказалась случайно, — Корнелия переводила дух, явно готовясь нанести новый удар. — Нас с Эжени потянуло в одно и то же место. Как странно — у меня с ним связаны самые приятные воспоминания, а у неё — самые неприятные! Право, жаль, что тот юноша тогда не довёл дело до конца! Бесчестье единственной дочери было бы достойным наказанием для Венсана!
— Жаль, что вы не умерли, когда потеряли ребёнка, — выдохнула в ответ Эжени, меняясь в лице, но Корнелия только рассмеялась.
— Неужели вы мне поверили? О, я выдумала эту историю, чтобы разжалобить вас, ведь всем известно, как вы сочувствуете женщинам! Рассказ о женщине, в одночасье потерявшей любимого и дитя, зачатое от него, должен был вас растрогать, но видимо, ваши принципы изменяются, когда речь заходит о вашем отце. Ему вы готовы простить всё!
— Не вам судить о моих принципах! — воскликнула Эжени. — Вы лгали мне с самой первой встречи! Откуда мне знать, что вы не лжёте о любви моего отца к вам?
— Не тебе судить о любви, — губы Корнелии искривились. — Единственный, кого ты смогла найти, девчонка, это бастард, которому настолько не хватало человеческого тепла, что он потянулся к первой, кто не оттолкнула его! Больше ты никому не нужна, да и ему скоро не будешь нужна — когда он найдёт кого-нибудь покрасивее.
— Замолчите! — вспыхнул Леон, крепче сжимая шпагу.
— Иначе что? — ведьма обернулась к нему. — Убьёте меня? Поднимете руку на женщину?
— Мне уже случалось фехтовать с женщиной в мужском обличье, даже дважды, оттаскивать женщину от сокровищ, сбрасывать женщину с плеч, — мрачно ответил он. — Да вы и не женщина, вы — исчадие ада!
— Отцы-мушкетёры тоже так оправдывали себя, когда казнили миледи Винтер? — поинтересовалась Корнелия. — Очень удобно считать любого неугодного вам человека нечистью, чтобы иметь возможность убить его!
— Я не это имел в виду, — поморщился Леон. — Мне за последний год приходилось встречать нечисть, которая была куда более человечна, чем вы — призраков, оборотня, лесного духа… даже вампиршу! Телом вы человек, и это, пожалуй, в вас самое худшее.
