— Тебе следует избавиться от этого дома, — посоветовала ей Крисси. — Он просто съедает твои деньги. Зачем он тебе нужен?
— Я подумаю об этом. Может, я отдам его отцу. Он все еще живет в гостинице.
— Ты уверена, что он захочет принять дом обратно? Теперь никто не желает иметь большие дома.
— Я знаю, — согласилась Сара. — Все так меняется, правда? Посмотри на Мейв. Кто бы мог подумать, что она будет летать взад и вперед, то на Западное побережье, то обратно? Да еще по зову мужчины ростом в пять футов и два дюйма?
— Сара, тебя никогда не били по твоей очаровательной мордашке? — возмутилась Мейв. — Кроме того, его рост пять футов и семь дюймов!
— Убеждай в этом его, а не меня!
Иногда Мейв сама не могла поверить в это. Примерно каждые две недели она перелетала весь континент, чтобы увидеть его, поговорить с ним, смеяться с ним, отдыхать в его объятиях. Она не верила себе, что так легко примирится с этой ролью и ляжет в постель с Гарри. Та самая Мейв, которая считала, что уже никогда и никого не полюбит и ее саму тоже никто не будет любить. Она никогда не верила, что может вести романтический, свободный, сексуально возбуждающий образ жизни и так много смеяться.
Каким-то образом Гарри смог убедить Мейв, что любит ее. Он это сделал ненавязчиво, без лишних слов и очень нежно. И Мейв ответила ему тем же. Она начала скучать по нему в ту же минуту, как только он уехал из Швейцарии. Гарри был очень внимателен, звонил ей каждый день, напоминая, что впереди у них свидание и что он ждет Мейв. Она пыталась понять, как же она так быстро влюбилась? Сара, конечно, права, его внешность не была потрясающей. Даже наоборот, физически он был полной противоположностью тому человеку, которого она любила прежде. Страшненький в противоположность красивому: маленький, а тот высокий; сияющие темные глаза, а у того — мрачные, синего цвета; волосы — седой ежик, а у того — темная развевающаяся грива. Могло ли быть так, что такой контраст решительно во всем и служил магнитом, притягивающим ее к Гарри Хартману? Неужели ее сексуальные вкусы были такими противоречивыми. Мейв решила, что это не так. Она любила тело Гарри, когда он занимался с нею любовью. Она любила его самого, его мягкую и вежливую суть. Его юмор, который мог превратить ее слезы в смех, умение рассуждать, его образ мыслей, его оценки ситуаций, его моральные принципы — все, во что он верил. Она уважала всех, кому он помогал. Ей нравилось, что Гарри не опускает головы при неудачах. Мейв поняла, что даже тот факт, что он не принял американское гражданство, был демонстрацией его силы и убежденности, хотя он подвергался критике со всех сторон. Гарри родился в Швейцарии и требовал, чтобы его воспринимали как гражданина мира, потому что он хотел видеть свои фильмы, заставлявшие людей смеяться даже в тяжелые времена, интернациональными, универсальными. Он желал, чтобы его благотворительная деятельность приносила пользу не только бедным американцам, но и всем обездоленным на земле.
Он был самым настоящим, честным альтруистом. Мейв никогда раньше не встречала таких людей. Ей льстило, что он полюбил именно ее. Она гордилась своей любовью к нему. Очень жаль, что такой человек подвергался унижениям в Голливуде и допросам Комитета по антиамериканской деятельности. Это было ужасно! Ему выражали недоверие, оскорбляли его, вносили в черные списки в антикоммунистической охоте за ведьмами. Пока что Гарри был им не по зубам — так как он был великий Гарри! Невозможно было запретить ему делать фильмы. Но сам Гарри очень страдал от унижений, которым подвергались он и его друзья.
К счастью, у Гарри была неукротимая натура. Ничто не могло помешать ему наслаждаться жизнью. Он даже ухитрился поделиться этим чувством с самой Мейв. Никогда прежде она не получала столько удовольствия от жизни. Если бы только Гарри мог принимать их отношения такими, какими они были! Если бы он постоянно не подталкивал ее к браку… Он понимал причины, по которым она не могла согласиться, но считал, что все это неважно.
— Мне не нужны дети, Мейв. Мне пятьдесят один год, и у меня есть сын, ему двадцать четыре года. Мне не нужно больше детей. Мне нужна только ты. Если ты считаешь, что тебе не стоит больше рожать детей, — прекрасно. Никаких проблем.
Гарри понимал, что Мейв хочет находиться с дочкой, даже если она не могла навещать ее. Оба они знали, как опасно посещать Эли, особенно после того, как Сара в слезах призналась, что рассказала Пэдрейку о существовании девочки. Но Гарри считал, что есть выход из положения.
— Мы можем перевести ее в санаторий ближе к нам, в Южной Калифорнии. Я узнавал, есть прекрасный санаторий для детей, недалеко от Палм-Спрингса. Ты не можешь навещать ее в Бостоне, но здесь тебе будет легко это делать. Я все подготовлю, и ты сможешь видеть ее, и никто не будет знать об этом. Я могу приезжать развлекать детей в этом санатории, и никто ничего не заподозрит. Я езжу в дом ветеранов один раз в месяц, я, как только представляется возможность, езжу и в другие больницы и пансионаты. Для всех, кто захочет следить за мной, санаторий Эли станет только еще одним местом, где я занимаюсь благотворительностью. Ты можешь ездить со мной везде. Милая, ты будешь видеть Эли, хотя бы раз в месяц. У тебя будет Эли и Счастливый Гарри Хартман! — Он проделал несколько па и опустился на одно колено, протянув к ней руки.
Мейв смеялась, но страх все еще не рассеялся. Гарри, конечно, понимал: она боится, чтобы Пэдрейк не нашел Эли. Но теперь Мейв начала волноваться и за Гарри. Она его любила, и это сделало его возможной мишенью для Пэдрейка. Гарри никогда не смог бы полностью понять желание обладать ею, отравленное ядом ненависти, ненормальное желание, которое мучило Пэдрейка О'Коннора. Только тетушка Мэгги понимала это, потом это поняла Мейв и, наконец, Сара. Нужно было жить с Пэдрейком, только тогда можно было понять его извращенный, жестокий и хитрый ум.
Ей следовало постараться, чтобы Гарри так и не понял этого до самого конца. Ей следовало защитить Гарри и Эли. Особенно сейчас, когда ее вторая книга «О желании одержимых» получила прекрасную оценку критики. Ее успех был еще более весомым, так как воскресный обзор книг в «Нью-Йорк таймс» содержал сравнительный анализ ее новой книги и книги Пэдрейка О'Коннора. Сравнение было явно не в пользу его нового романа «Кельтская идиллия». Критик из газеты даже заявил, что талант Пэдрейка О'Коннора, как часто бывает даже с прекрасными писателями, пошел на убыль, пропал в сточной канаве. «Как жаль, — писал этот критик, — что в сточную канаву не вытек весь алкоголь вместо такого таланта. К счастью для нас, осталась еще одна писательница из семьи О'Конноров. Она должна выше поднять планку успеха, о которую споткнулся, да так и не оправился Пэдрейк О'Коннор. Мейв О'Коннор придется нести славу дальше с помощью ее великолепного дара!»
