тот самый Иван Васильевич. Только вместо царской шубы его плечи покрывает махровый халат, а скипетр с лихвой заменяет импортная зажигалка. Ну и хозяйку квартиры зовут не Марфа Васильевна, и не Зиночка.
Лиза нехотя открывает свои сонные глаза, ощутив, что половина мужа на кровати пустует. Он точно не смолит, не вкручивает лампочки в гостиной, а характерные звуки с кухни свидетельствуют о том, что Космос, как минимум, голоден и старается исправить такое положение вещей. Упущение, которое в их семье грехом не считалось. Холмогорова и сама понимала, что хозяйка из нее по утрам неважная. Ранние подъемы давались ей через силу, особенно когда весна окончательно вступила в свои права.
Космос, нарушая сон жены, которой не хотелось просыпаться с ним в девять утра, увеличивает уровень громкости магнитофона, подпевая звонкому голоску мальчика Родиона. Он наверняка знает, что срач, устроенный в раковине — не самая большая мечта Лизы. Но повеселить её, размахивая кухонной лопаткой, как фея крестная, он просто обязан. Стоило окольцеваться, чтобы ещё больше преподносить ближнему сюрпризы.
— Ей каждый готов был свой завтрак отда-а-ать, — Космос не пел, а дурачился, невпопад издавая звуки, и думая, что от такого концерта одной ценительнице искусства из Ленинграда точно не захочется отлеживать бока, — а я ей котлеты на-о-о-сил! Люси! О-а-о-а! Люси! О-о-о-о!
Лиза чувствовала, что космическое чудовище нарочно издевается над её чуткой нервной организацией. И он прав, ведь на месте мужа, одиноко проснувшись раньше всех, Лиза бы взвыла. Стоит стать свидетелем того, как Кос открывает в себе новые таланты. И это не голос ресторанного запевалы, а более практичный навык обращения с продуктами питания. С голода не помрут…
Запах жареных гренок царил по всей квартире. Холмогоровой, очевидно, придется долго оттирать кухню от кулинарных происков мужа, но ради такого случая она готова потерпеть. Лиза почти спрыгивает с постели, разметав за спиной золотистые волосы, и накинув на стройное нагое тело шёлковую лиловую комбинацию, идёт в сторону кухни. В коридоре юной женщине встречается зеркало, и на бегу она подмигивает своему отражению, выглядевшему на удивление отдохнувшим.
Где-то на подходе к кухне скромно лежали её тапочки, потерянные на скорости, потому что кто-то не дал ей шанса принять вечерний душ в одиночку. Лиза не сопротивлялась. Пусть их путешествие туда, где всегда тепло отложило себя до лета, но у Лизы с Космосом свои представления о медовом месяце. География, время и температура по Цельсию роли не играли.
— И по какому праву, гражданин, вы зовёте какую-то Люську в этом доме? Что у вас в паспорте написано, а?
— Да опечатали там всё, к вольной жизни больше не пригоден, каблук какой-то, пацаны теперь засмеют, — Кос пытается не смотреть на растрепанную и милую спросонья Лизу, которая зевала, как маленький белый медвежонок, но потягивалась, будто готовилась к высокому прыжку, — и что тебе не нравится в этом, женщина?
— Целая «Песня года» у меня на кухне, бесплатно! Окей, я больше не в судебном настроении, шут с ним. Детством запахло! Мой дед делал гренки лучше всех, так напомнило… — вместо утреннего приветствия говорит Лиза, вставая у Космоса за спиной, и прислоняясь к плечу порозовевшей щекой. В отличие от неё, ледышки, он всегда теплый. И не только из-за физических характеристик. — Почему не разбудил, а сразу петь приспичило? Я бы и так не пришла, да?
— Твоего легендарного деда из ЦК я не переплюну, следачок ты мой маленький, а вот накормить тебя смогу сам, — Кос выключает газ, предусмотрительно оставляя гренки на сковороде — так вкуснее. Однако главная сладость сама прибежала к нему, но, как вариант, могла и прискакать на запах. — Чего, алмазная моя, соскучилась, холодно стало? Одеяло отжимать мы все горазды, вот я и пошел к плите греться…
— Услышала твой баритон, и не смогла сдержать восторги в себе. Думаю, где он? Куда провалился? Паника! Ещё и тапки куда-то пульнул.
— Наконец-то ты начинаешь понимать, какой мужчина-мечта тебе достался, — гренки лёгким движением лопатки попадают на тарелки, а Лиза прямиком на руки своего личного повара, — понимаешь? У-у-у-у, все, космический захват! Чё, попалась, да?
— Главное, что ни одна другая сволочь в курсе, какими ресурсами я сейчас владею, — Лиза почесывает темный затылок Космоса, смотря на него с нескрываемым обожанием. — Это останется нашим секретом! Не надо тут всех нормальностью удивлять.
— Пчёлочка ты моя, не ври! Ты учуяла божественный аромат, — Космос бы никогда не умер от скромности, — а песней о собаке можно вытрезвлять. Хоть пою я божественно.
— Пойду спать дальше, раз кормить не хочешь, хозяин, — стоя у столешницы, не отрывая рук, у них практически нет шанса нормально позавтракать, — и посуду за тобой мыть не улыбается.
— Не уж, дудки, я не зря тебя будил, а с посудой так и быть, я сам.
— Это уже другой разговор!
Они могли бы спокойно продолжить спорить и поедать свой аскетичный завтрак, но стоило Лизе протянуть руку, зажигая конфорку для чайника, как в коридоре раздался телефонный звонок. Космос не хотел поднимать трубку, недовольно морщась в отказе. Его ни грамма не смущало, что о них подумает звонящий. Улетели на Луну, просят убежище в посольстве Гондураса, занимаются… бальными танцами. Но дома никого нет!..
— Кос, сходи, поговори! Вдруг это дядя Юра! Или Белый таки нашёл свою золотую жилу, а Пчёла просит тебя за лопатами на дачу сгонять.
— Бля, смешно, но я и так знаю, кто у аппарата! Был, может, снова будет. Тебе не надоело чужие леваки решать? Надо будет, то перезвонят, и тогда ответим.
— С чего такие выводы? Пчёлкин, значит, посвящает тебя в свои укромные планы, а мне, как обычно, косяки достаются? Убью придурка! Сколько раз говорила ему…
— Ну, блин… — задумчиво протянул Космос, начиная выстраивать перед Лизой логическую комбинацию, — а это ж я вчера твоего братца выкинул где-то в районе ВДНХ, и он сказал, чтобы не сдавал родной дивизион. Хер знает, что у него там с Софико твоей происходит, но, мать его, мутит этот чёрт…
— С нашей свадьбы замечено, чтоб его… — Лиза перестала понимать, в чем нуждается её старший брат. Кроме мешка зеленых и знакомого человека среди гайцев. Но рассеянные взгляды Вити в сторону Оли Суриковой стала замечать не одна Софа, которую медленно и верно съедала злоба и ненависть. Ничего не улучшилось, а только накренилось в сторону полнейшего неприятия ситуации. — Треугольник бермудский!
— Лизк, и давай не будем туда влезать, ну? — в деле Пчёлы Космос искренне считал, что спасение утопающего — дело исключительно его медовых клешней. — Уже однажды, блять,
