Филиппа Грегори - Королевская шутиха

Идти было недалеко. Ближайшая таверна находилась в конце Лондон-стрит. Она состояла из двух залов: первый предназначался для желающих побыстрее выпить, а второй — для тех, кто хотел поесть и спокойно побеседовать. Дэниел заказал бульон с хлебом, жареное мясо и две большие кружки некрепкого эля. Мы уселись на стулья с высокими спинками. За все время моей жизни в Кале это был первый вечер, когда мы с Дэниелом могли спокойно сидеть и разговаривать, не опасаясь любопытных ушей.

— Ханна, я перед тобой очень виноват, — сказал он, едва подавальщица принесла нам эль и ушла. — Поверь, я глубоко раскаиваюсь во всем, что сделал.

— А эта женщина знает, что ты женат?

— Я ей сразу сказал, что помолвлен с тобою. Она знала, что я еду в Англию, чтобы привезти тебя сюда и обвенчаться.

— И она не возражала?

— Только поначалу. Теперь привыкла.

Я промолчала, но не поверила его словам. Какая женщина, полюбившая мужчину и родившая от него ребенка, свыкнется с тем, что он потом женился на другой?

— И ты, узнав, что она носит твоего ребенка, не захотел на ней жениться?

Дэниел молчал. В это время к нам подошел сам хозяин таверны, принесший бульон, мясо и хлеб (Дэниела здесь знали и уважали). Пока он все это расставлял, мы молчали. Потом молчала я, поскольку действительно хотела есть и принялась за еду. Правда, бульон мне не понравился своей густотой, но я не собиралась показывать Дэниелу, что весть о его измене лишила меня аппетита.

— Как ты не можешь понять: эта женщина — англичанка. Она не принадлежит к избранному народу. И я не собирался жениться ни на ком, кроме тебя. Когда я узнал, что она беременна, я устыдился содеянного, но ничего сделать уже не мог. И потом, эта женщина знала, что я ее не люблю и помолвлен с тобой. Она и не ждала, что я на ней женюсь. Я дал ей денег на приданое и еще каждый месяц выделяю деньги на содержание ребенка.

— Значит, ты хотел жениться на мне, но это не удерживало тебя от других женщин, — с горечью сказала я.

— Да, — подтвердил он, даже не дрогнув. — Я хотел жениться на тебе, но не чурался других женщин. Тот же вопрос я могу задать и тебе, Ханна. Скажи, а твоя совесть чиста?

Я промолчала, хотя его обвинение было вполне заслуженным.

— Как назвали ребенка? — спросила я.

— Дэниелом, — пробормотал он.

Я невольно вздрогнула, потом взяла себя в руки, зачерпнула полную ложку бульона и стала заедать хлебом. Я жевала хлеб, с трудом удерживаясь от желания выплюнуть его в лицо Дэниелу-старшему.

— Ханна, — тихо сказал он.

Я впилась зубами в мясо.

— Прости меня. Ханна, мы сможем это пережить. Я же тебе сказал: мать ребенка не предъявляет мне никаких требований. Я буду поддерживать ребенка, но мне незачем видеться с нею. Конечно, я буду скучать по малышу. Я надеялся, что смогу наблюдать, как он растет, но если тебе это неприятно, я перестану туда ходить. Я оборву все нити. Мы же с тобой совсем молоды. Ты простишь меня. У нас будут свои дети. Мы найдем дом попросторнее. Мы будем счастливы.

Я дожевала мясо и запила элем. Потом сказала:

— Нет.

— Что?

— То, что ты слышал. Нет. Завтра же я куплю себе мужскую одежду. Мы с отцом найдем себе другое жилье и место под магазин и печатню. Я буду работать у него подмастерьем. Я больше никогда не надену туфли на высоком каблуке. Не хочу уродовать ноги. И больше я никогда не поверю мужчине. Дэниел, ты нанес мне глубокую душевную рану. Ты обманул и предал меня, и я тебя никогда не прощу.

Он стал совсем белым.

— Ты не можешь меня оставить, — сказал он. — Мы поженились перед лицом Бога, нашего Бога. Ты не вправе нарушить клятву, принесенную Богу. Ты не вправе нарушить клятву, принесенную мне.

Я встала так, будто это был вызов на поединок.

— Я не желаю иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоим Богом! Завтра же мы с отцом уедем из твоего дома.

Мы провели бессонную ночь. Мне было некуда идти, кроме дома Дэниела. Мы легли в тишине тесной спальни и вытянулись, будто два железных прута. Из-за одной стены доносилось сопение матери Дэниела (похоже, она стояла, притиснувшись ухом к стене). За другой изнывали от любопытства его сестры. Утром я вызвала отца из дома, все рассказала ему и объявила, что больше не считаю себя женой Дэниела и не хочу жить в их доме.

Отец посмотрел на меня так, словно я вдруг превратилась в двуглавое чудовище из неведомых земель.

— Ханна, что ты дальше собираешься делать со своей жизнью? — беспокойно спросил он. — Я же не всегда смогу быть рядом с тобой. Кто защитит тебя, когда меня не станет?

— Я вернусь на королевскую службу. Отправлюсь служить принцессе или сэру Роберту.

— Ханна, о чем ты говоришь? Сэр Роберт — изменник. Где ты будешь ему служить? В Тауэре? А принцессу через месяц выдадут замуж за одного из испанских принцев.

— Ошибаешься, отец! Принцесса имеет свою голову на плечах. У нее достаточно причин, чтобы не доверять мужчинам. Особенно испанцам. Елизавета не станет вручать мужчине свое сердце.

— Она не проживет одна, как и ты.

— Отец, если ты будешь выговаривать мне, как миссис Карпентер, я вернусь в Англию на первом же корабле! Мой муж предал и опозорил меня. Я не могу его простить и сделать вид, будто ничего не случилось. Я не хочу жить под одной крышей с его матерью и сестрами. Не хочу слышать их перешептываний, когда он возвращается поздно. Я не принадлежу к этому миру.

— Дитя мое, а к какому еще миру ты можешь принадлежать, если не к этому? С кем ты тогда будешь жить, если не со мной? Если не со своим мужем?

Я уже знала ответ.

— Я не принадлежу ни к какому миру. Я согласна жить с тобой, но не с ним.

Отец качал головой. Он не представлял, как женщина моего возраста может жить одна. Женщина всегда должна занимать какое-то место, иначе она просто не выживет.

— Отец, мы с тобой что, не сможем наладить дело, как в Лондоне? Ты же не бездельничаешь и не живешь за счет милости Дэниела. Я буду помогать тебе печатать книги. Мы прекрасно проживем вдвоем. Мы с тобой неприхотливы и на кусок хлеба всегда заработаем.

Отец молчал. Наверное, раздумывал над моими словами. И вдруг я увидела его глазами других людей — немолодого, усталого человека, который теперь вынужден покидать дом, где успел прижиться.

— А в чем ты будешь ходить? — наконец спросил он.

Я чуть не засмеялась. Это в детстве я мечтала о красивых нарядах. Сейчас одежда очень мало значила для меня. Но я поняла: для него мой облик значил очень много. Ему было важно, что у него есть дочь, чей облик вполне соответствует установившимся представлениям. Он больше не хотел видеть меня мальчишкой; тем более что теперь это дало бы немало пищи для сплетен.