Герцогиня издала какой-то звук, и Линни обняла кошку. Мда, похоже, не скоро у неё появится амбар. И, вероятно, Линни была обречена провести остаток своих дней старой девой, живя невидимкой в доме своей ослепительной матери и своего определённо скользкого отчима.
Но в тот момент её это ничуть не волновало, поскольку, возможно, она всё равно скоро должна была умереть от боли в голове.
— Линни.
— Ни слова больше, мама. Я не могу думать, когда у меня так болит голова.
Последовала длительная, благословенная тишина, затем зашелестела шёлковая юбка Джорджианы.
— Я скажу лорду Пеллерингу, что ему следует вернуться через несколько дней, когда ты почувствуешь себя лучше.
Джорджиана открыла дверь, чтобы выйти из комнаты. Бог всё-таки есть.
— Честное слово, Линни, я не знаю, что это на тебя нашло. Ты не была такой упрямой с двух лет.
Возможно, в два года она была умнее.
— Хотя, может быть, это преподаст тебе урок. Ты не должна была убегать вчера с катка. В твоей болезни полностью виновата ты сама.
Разве некоторые матери не целуют своих детей, когда те заболевают?
— И тебе определённо стоит держаться подальше от лорда Дэрингтона. Ты же не рассчитываешь заполучить в мужья человека, настолько выше тебя по положению, верно, Линни?
Линни почувствовала, как в её сердце разгорается странный гнев. Выше её? Ха! Это уж переходило всякие границы!
Джорджиана ещё постояла немного в дверях, словно ожидая, что Линни ей ответит. Но у Линни не было ни сил, ни желания это делать, и наконец дверь за её матерью закрылась.
Тишина. Прекрасная, великолепная, благословенная тишина.
Если бы она жила в деревне с мужем, которому намного милее его собаки, чем она сама, то тишина точно была бы ей обеспечена очень часто, а, может быть, и всегда.
И в этот самый момент, на этой самой мысли Линни наконец поняла, почему она плакала в театре на прошлой неделе.
И ещё, возможно, почему ей так понравился кто-то вроде лорда Дэрингтона.
Потому что то, что её мать говорила ей сегодня, да и вообще почти каждый день её жизни, было просто неправдой. Лорд Пеллеринг не был бульшим, что заслуживала Линни. Ни один мужчина не был.
Она заслуживала быть довольной и счастливой.
А лорд Пеллеринг на самом деле не мог ей этого дать. Какая-нибудь женщина будет его достойна, а он будет достоин её. Но Линни этой женщиной не бывать.
И слава Богу, потому что у неё не было ни малейшего желания целовать лорда Пеллеринга так, как она целовала лорда Дэрингтона.
О Господи, подумала Линни, когда у неё опять закружилась голова.
Хотя, если подумать, это могло быть обусловлено тем фактом, что у неё, вероятно, бред от лихорадки, а вовсе не мыслями о высоком, мрачном и великолепном мужчине с вьющимися густыми волосами и глазами цвета неба в безоблачный летний полдень.
Это вообще не имело к нему никакого отношения.
Линни слабо улыбнулась, когда её затуманенный рассудок погрузил её в благословенный сон. Интересно, что главным действующим лицом в этом сне был лорд Дэрингтон. И это был очень, очень хороший сон.
Святые небеса! Леди Каролина Старлинг отказала лорду Пеллерингу! Линни, милочка, тебе же уже хорошо за двадцать! О чём ты думаешь?
Возможно, она думает, что ей лучше вступить в брак, где она будет иметь больше значения, чем свора охотничьих собак?
Да-да, Автор надеется, что именно об этом она и думает.
«Светская хроника леди Уислдаун», 9 февраля 1814 года
Линни выпила слишком много ромового пунша. Но на улице было так холодно, а пунш так хорошо согревал… Вдобавок к этому она стояла посреди зала на балу у Шелбурнов по случаю Дня Св. Валентина, где у каждого присутствующего была своя пара. Кроме Линни, которая пришла в одиночестве. И, что более важно, Линни очень нервничала из-за возможной встречи с лордом Дэрингтоном. В последний раз, когда она его видела, то была столь бестактна, что толкнула его в сугроб, и с этого момента он царил в её мыслях, стоило ей закрыть глаза.
А мысли эти были очень далеки от тех, которые должна была бы иметь великовозрастная мисс.
Да, она считала, что у неё было достаточно причин, чтобы упиться ромовым пуншем. Но поскольку ей было необходимо постоянно следить за своим языком, она старалась избегать любого общения.
А в данный момент она явно чувствовала себя распущенной.
Вероятно, это было не очень хорошо.
Она нервно оглядывала толпу. По крайней мере, Линни знала, что не увидит лорда Пеллеринга. Через два дня после катания на коньках у Морлендов, когда она наконец достаточно оправилась, чтобы принять его, Линни отказала ему.
Граф долго ворчал из-за потраченного на неё времени и сообщил всему дому, включая Энни, что он уезжает в Стратфордшир, чтобы жениться на дочке какого-то сквайра, знающего толк в хороших гончих, и на которой, сказал он, надевая свою шляпу, он должен был сразу жениться и не соваться в Лондон.
Это был последний раз, когда она видела лорда Пеллеринга.
И она никак не могла сказать, что жалеет об этом. Ведь желание ежечасно плакать полностью исчезло, и в последние несколько дней Линни чувствовала себя почти самой собой.
Конечно, ещё оставалась проблема лорда Дэрингтона.
Он тоже приходил, когда она болела. Только её мать настрого запретила Энни говорить об этом. Но горничной удалось передать записку и даже отдать Линни одну из свежих розовых роз, которые лорд Дэрингтон принёс ей.
Записка было простой и короткой: «Простите».
Линни, конечно, была сбита с толку. Бывали моменты, когда лорд Дэрингтон выглядел абсолютной противоположностью тому человеку, который был известен всем.
Он казался именно таким человеком, которому она смогла бы без утайки поведать все свои странные мысли.
И ей казалось, что он даже сможет их понять.
Это, как ни крути, было чудом.
То, что она ему, по-видимому, нравилась, а сам он был божественно красив, в какой-то мере делало ситуацию совершенной.
И всё-таки все его совершенства умерялись тем обстоятельством, что у лорда Дэрингтона были манеры жабы.
В любом случае всё это сильно смущало Линни.
Она заметила боковым зрением знакомую высокую и широкоплечую фигуру и вновь почувствовала пресловутый трепет в сердце.
У неё закружилась голова, особенно, если учесть, что она была всего в половине бокала пунша от того, чтобы во всё горло запеть и пройтись в танце через бальный зал Шелбурнов.
Вообще-то ей бы следовало развернуться и отправиться домой, отложив запланированную на вечер миссию на другой день.
