Ему стало стыдно.
— Доброе утро, мисс Ханикоут.
Она искоса глянула в окно.
— Я проспала день и целую ночь?
— Нет. Я пошутил.
Девушка нахмурилась.
— Я зашел в детскую, увидел, что дверь открыта, и удивился почему. Мне казалось, что миссис Потсбери решила поселить вас в мансарде.
Краска густо залила ее щеки.
— Она говорила, что эта комната лучше, но мне будет хорошо и наверху. Там даже удобнее.
— Нет. Оставайтесь тут.
— Ну, тогда, — протянула Аннабелл, все так же прижимая к себе подушку, — может, вы позволите мне остаться тут одной?
Это было бы по-джентльменски и пристойно.
— Нам надо обсудить пару вопросов.
— Сейчас?
— Наверняка вам захочется отправить записку — и необходимую сумму — матери и сестре. — Оказывается, он самый настоящий невежа.
— Да, — быстро ответила она. — Я написала им письмо, изложив новые обстоятельства. — Не спуская с Оуэна глаз, девушка сползла с постели и, обойдя герцога, подошла к столику. Подушка, словно щит, так все время и оставалась между ними. Она протянула ему письмо. — Вот.
Оуэн шлепнул сложенным листом по ладони.
— Насколько вы были откровенны с ними?
— Просто сообщила, что вы наняли меня на три месяца… И что щедро заплатите.
— Это правда, — сухо подтвердил он. — Я думаю, будет лучше, если мы прямо сейчас уладим проблему вашего долга. Хочется быть уверенным, что вы не прикарманите мои бесценные артефакты и не потащите их в первый попавшийся ломбард. Кто доктор вашей матери, и сколько вы ему должны?
— Наш долг доктору Конвелу — пятнадцать фунтов плюс два фунта аптекарю мистеру Уондерсу.
Это, должно быть, большие деньги для людей с ее доходами.
— Вы подстегнули мое любопытство, мисс Ханикоут. Сколько зарабатывает портниха?
— Десять шиллингов в неделю. — Она вздернула подбородок, глаза сверкнули. — Именно поэтому я затянула с выплатами.
— Есть еще какие-нибудь просроченные долги?
Девушка нервно сглотнула и уставилась в пол.
— Квартирная плата. Мы задолжали миссис Боумен десять фунтов.
— А еще?
— Все. Но у матери с сестрой нет денег на продукты и другие важные вещи, например, на свечи, на масло для ламп. Если вы сможете добавить несколько шиллингов сверху, буду вам очень признательна.
Поджав губы, отчего ее рот превратился в узкую линию, Аннабелл ждала ответа. Просить о помощи для нее явно было что острый нож. Оуэн и без того собирался отправить ее семье деньги на повседневные расходы, но боялся, что непрошеную благотворительность эта гордячка воспримет в штыки.
— Я готов выдать вам аванс в счет оплаты. В счет того, что вы заработаете за следующие три месяца. — Он мельком глянул на скомканную постель. — Отсчет, кстати, начнется тогда, когда вы реально приступите к работе.
Аннабелл кинула подушку на кровать и стиснула кулаки. Нашла взглядом комод с лежавшими на нем очками и чепцом. Потом, задев Оуэна плечом, попыталась пробраться мимо него, чтобы добраться до комода. Увы, наступив себе на край домашней туфли, она споткнулась и потеряла равновесие.
Ойкнув, начала падать и, вскинув руки в поисках опоры, задела его за подбородок.
Оуэн поморщился, но успел перехватить ее за узкую талию и прижать к себе.
Ее ладони упирались ему в грудь, где быстрее, чем должно, заколотилось его сердце. Они стояли, почти прижимаясь друг к другу. Ее тело оказалось на удивление сильным, но податливым. Концы шелковистых прядей коснулись его руки, и он вдохнул свежий запах мыла и полотна.
Когда Аннабелл подняла на него серые глаза, Оуэн не заметил в них ни вызова, ни раздражения, которые ожидал увидеть. Во взгляде были жар и страсть. Она покусывала нижнюю губу, припухлую и слегка влажную. В паху у него заныло от возбуждения.
Оуэну захотелось поцеловать ее. Он должен попытаться! Нагнулся к ней, но она уже подняла руку к его лицу. Нежным движением медленно провела кончиком пальца ему по подбородку. От ее прикосновения кожу начало остро покалывать.
— Я оцарапала вас, — сказала Аннабелл.
Оуэн захлопал глазами и промолчал.
— Больно?
— Нет. — Голос его был необычно хриплым.
— Теперь вы можете — ах! — отпустить меня.
Господи, оказывается, он все еще прижимал ее к себе, словно изготовившись станцевать с ней какой-нибудь чертов вальс!
— Ну разумеется. — Оуэн так и сделал. С неохотой. Потом попытался разгладить помятое письмо. Показав его ей, он уточнил: — Я так понимаю, письмо нужно доставить вашей семье вместе с деньгами, которых хватило бы на жизнь в течение нескольких месяцев. Мне не хочется, чтобы вы беспокоились о родных, пока будете оставаться здесь. Это будет отвлекать вас от своих обязанностей.
Аннабелл согласно кивнула головой.
— Послать лакея за вашими вещами?
— Да, пожалуйста. После того как моя сестра Дафна прочтет письмо, она поймет, что мне потребуется.
— Отлично. Я передам сестрам, чтобы они пришли к вам в мастерскую. — Он кивнул в сторону детской. — Договоримся часа на три, после вашего ленча. Кстати, им ничего не известно про вымогательство. Я стараюсь ограждать их от таких уродств окружающей жизни.
Девушка опустила голову. Волосы, словно вуалью, прикрыли ее лицо.
— Я поняла. Обещаю… Обещаю не травмировать их.
— В особенности Роуз. Она очень ранима, — сказал Оуэн. Он не знал, как рассказать про особенности ее поведения. — Младшая сестра ни с кем не разговаривает, кроме Оливии, и то знаками. Но она умница и по-своему общительна. Оливия воспринимает ее интуитивно, а я… — Он покачал головой, явно недоумевая, почему начал этот разговор с портнихой. — Я просто хочу видеть обеих счастливыми.
— Тогда это будет и моей целью, — заявила Аннабелл, и Оуэн поверил ей. Сумела же она успокоить Роуз в магазине! Может быть, ей удастся сотворить еще какие-нибудь небольшие чудеса.
Некоторое время Аннабелл и Хантфорд молча смотрели друг на друга. Да, он был герцогом, а она наемной работницей, и существовавшая социальная лестница разделяла их. Тем не менее у его светлости сложилось впечатление, что между ними возникла невидимая связь. Судя по всему, Аннабелл тоже это почувствовала.
Оуэн повернулся, чтобы выйти через детскую, чтобы никто из случайно оказавшихся в коридоре слуг не узнал, что герцог побывал в комнате мисс Ханикоут. Проходя мимо комода, он незаметно взял поломанные очки и сунул их в карман. К счастью, она этого не заметила.
Не хватало еще, чтобы она ходила здесь с разбитыми очками на носу. Для него это дело принципа. Она может скривить шов на сестрином платье, может оступиться на этих чертовых лестницах и свернуть себе шею. В его доме и без того было много драм.
