Жизнь Бертрана в корне изменилась благодаря счастливой встрече с Уитни. С помощью капитана, однажды поверившего в него, он вновь обрел самоуважение и освободился от грязи, которая засасывала его все глубже. Корабль «Вентуре» стал новым домом Бертрана, а матросы, все без исключения принявшие его, стали друзьями. Смерть каждого из них явилась для него утратой столь же горькой, как и гибель этого великолепного судна.
При этом Бертран прекрасно понимал, что его боль, несмотря на остроту, не идет ни в какое сравнение с мучениями капитана Уитни, удесятеренными сознанием, что он обязан был спасти «Вентуре» при любых обстоятельствах. Узнав об аресте капитана и его первого помощника Дугана, Бертран ни минуты не сомневался в том, что любой ценой спасет Уитни и разделит его судьбу. За годы, прошедшие с того времени, он ни разу не пожалел об этом.
Монахини между тем продолжали его внимательно изучать. Бертран с удовлетворением отметил, что лицо старшей из них ни в малейшей степени не отражает чувства отвращения.
И тут она переспросила:
— Пожертвование? — Приоткрыв крышку ящика, она пощупала находившееся внутри белье. — Очень хорошее, но я не уверена…
Беспокойство Бертрана усилилось, когда сзади из коридора послышался мягкий, хорошо поставленный голос:
— Чем могу быть вам полезна, monsieur?
Ощутимые властные нотки в тоне третьей монахини не оставляли никаких сомнении относительно ее положения в монастырском сообществе. Бертран собрался было ответить, но вторая монахиня опередила его.
— Этот человек заявляет, что принес постельное белье в качестве пожертвования, однако он либо не знает, либо не хочет сообщить, кто является дарителем.
Мать-настоятельница взглянула на ящик, который Бертран едва удерживал на весу, а затем на такой же в руках у Портера и спросила:
— В обоих ящиках полотно?
Бертран пожал плечами:
— Так сказал человек, заплативший нам, чтобы мы отнесли эти ящики сюда… Но если они вам не нужны…
Мать-настоятельница изучающе посмотрела на Бертрана своими водянистыми голубыми глазами.
— А этот человек, который заплатил вам, он кто — торговец?
— Похоже, что так.
Монахиня немного помолчала, а затем резко спросила:
— А вы уверены, что это пожертвование добыто праведным путем?
— Нас наняли доставить эти короба у всех на глазах, — ответил Бертран.
— В таком случае мы принимаем их.
Бертран едва сдержал вздох облегчения. Он усмехнулся про себя, когда мать-настоятельница вновь обратилась к ним после небольшой паузы:
— Я была бы вам очень признательна, если бы вы отнесли их в бельевую комнату на втором этаже.
Бертран кивнул. Поместив ящик на плечо, он взглядом велел Портеру следовать за ним. Бледнолицая монахиня повела их в самый отдаленный конец здания. Бертран с отсутствующим выражением лица внимательно приглядывался ко всему вокруг, мысленно составляя план здания.
Добравшись до второго этажа, он нарочно перепутал дорогу: отстав от монахини, указывающей путь, Бертран повернул налево и пошел по коридору.
— Non, monsieur! Следуйте за мной!
Вместо того чтобы вернуться, он поднял голову на звук открывшейся в конце коридора двери, и чувство торжества переполнило его — из комнаты показалась изящная женская фигурка, одетая в монастырскую форму.
Эту девушку невозможно было спутать ни с кем. Волосы ее полыхали как огонь, а ясные глаза, с интересом задержавшиеся на нем, были чудесного серого цвета. То, что у Портера перехватило дыхание, когда она миновала их, послужило еще одним подтверждением ее неординарности.
— Monsieur…
Бертран еще раз окинул взглядом коридор, более четко зафиксировав расположение комнат…
— Monsieur…
Он уже повернул обратно в сторону бледнолицей монахини, когда девушка остановилась и, обратившись к нему с подчеркнутым высокомерием, заметила:
— Сестра Джулиана зовет вас, monsieur! Да, это именно она, и никто другой.
Пустым взглядом скользнув по Габриэль Дюбэй, Бертран повернулся на призывы монахини.
Все было объято ночной тишиной. Три человека, держась в тени, украдкой пробирались по монастырской территории. Роган благодарил кирпичную стену, укрывшую их от любопытных глаз. Шепотом давая указания Бертрану и Портеру, мысленно он сосредоточился на предстоящей задаче. Они не имели права на ошибку.
Лестницу приставили к монастырской стене, и Роган стал подниматься. Бертран следовал за ним, а Портер остался внизу на часах. Не колеблясь, они пролезли в открытое окно. Отыскав нужный коридор, пара разделилась. Бертран затаился на карауле, а Роган прошел вперед и остановился перед заветной дверью.
С бешено бьющимся сердцем он повернул круглую ручку двери, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь, и тут же закрыл за собой. Из глубины комнаты слышалось равномерное дыхание.
Совершенно невидимый во тьме, поскольку был одет во все черное, он устремил свой взор на девушку. Она отчетливо выделялась на фоне постели. Серебристый свет луны прорезывал темноту, освещая ее лицо.
Слова Бертрана, возвратившегося утром из монастыря, вновь прозвучали в его голове: «Паркер был прав, капитан, девушку нельзя не узнать». Огненные волосы, разметавшиеся по подушке, прозрачная кожа, утонченные черты лица… Серые глаза?.. Он должен убедиться.
Роган подкрался поближе. Опустившись рядом с кроватью на колени, он слегка дотронулся до плеча девушки. Она чуть шевельнулась и вновь заснула. Он дотронулся еще раз и услышал протестующее бормотание… увидел, как задрожали, а затем поднялись веки. Серые глаза широко открылись! Серые глаза…
Закрыв ладонью рот Габриэль Дюбэй, Роган заглушил ее пронзительный крик, предупредив:
— Веди себя тихо, и никто не обидит тебя. Брыкаясь и колотя его руками, девушка попыталась освободить свой рот. Он шепотом предупредил еще раз:
— Тихо!
Она продолжала биться. Молниеносный удар в челюсть, и девушка обмякла. Не теряя времени, Роган завернул ее в одеяло и поднял живую ношу на плечо. Минутой позже он был на дворе, а еще через мгновение вся группа скрылась во мраке.
Карие глаза в темноте… Кошачьи глаза. Нет… Что-то другое! Хриплый голос… тяжелая рука удерживала ее… А дальше страх, паника, удар и боль! Забвение. Вновь ощущение движения, и Габриэль поплыла в какой-то странный мир, не уверенная в том, что когда-нибудь очнется…
Ей больше не казалось, что она куда-то плывет. Мир, похоже, обрел устойчивость, но ощущение движения заменило острое чувство боли. Болела челюсть.
Не вполне осознавая, что застонала, Габриэль медленно приоткрыла глаза. Темно… слишком темно. Где тот ласкающий серебристый свет луны, освещавший ее постель с первой ночи, как она поселилась в маленькой монастырской келье? Запах лаванды, наполнявший ее комнату, сменился каким-то странным отвратительным запахом плесени, и она…
