— Позвольте попробовать ее описать, — рассмеялась Докки. — Верно, сложением она походила на Венеру, имела белокурые волосы, голубые глаза, живость во взгляде…
— Ничуть, хотя очень похоже, — улыбнулся Швайген. — Фигура у нее — чисто Диана, волосы и глаза — темные, взгляд томный. Особа эта увлекалась поэзией, музыкой — словом, необычайно романтическая и возвышенная душа. За ней ухаживал один господин с большим состоянием и небольшим брюшком. Ему было двадцать пять лет, и мне он казался стариком. Я считал, что запросто смогу одержать над ним победу, поскольку на моей стороне были молодость и стройная фигура.
— Так ваша богиня была отдана этому господину? — Докки знала, как совершаются некоторые браки.
— Угадали. Но позже, когда я ее уже разлюбил.
— А, так ваша любовь к тому времени…
— Обратилась на другую девицу, вылитую Юнону, — рассмеялся Швайген. — А ваша первая любовь? Вы не поделитесь со мной воспоминаниями?
Докки чуть смутилась и похлопала по шее разгоряченную Дольку.
— Это был приятель брата, который захаживал к нему в гости, — чуть запнувшись, сказала она. — Он играл со мной в солдатики, перешедшие ко мне с другими игрушками брата. Ему было лет восемнадцать, а мне — пять. Помню, как я ждала его прихода, сидя на подоконнике своей комнаты с коробкой солдатиков в руках.
Швайген улыбнулся:
— А когда выросли?
— Сын нашего соседа по имению — сейчас даже не помню его имени — спас меня от бодливой козы, довольно невежливо перекинув через изгородь лужайки, на которую я неосторожно забрела. Помню, сначала я страшно рассердилась на него, потому что оборка платья зацепилась за жердь и разорвалась. Но потом я разглядела его бархатные карие глаза… О, посмотрите, идет колонна солдат, — она показала барону на марширующий вдали военный отряд.
Швайген заговорил о частых маневрах, от которых все в армии уже устали, а Докки с облегчением вздохнула. Тот соседский юноша был довольно противным малым с бесцветными глазами и вовсе не спасал ее от козы.
«Как бы удивился барон, узнав, что я никогда не любила, — подумала она. — Кто-то нравился — да, но не более. Наверное, потому, что я боюсь давать волю своим чувствам или просто не способна любить. Да мне это и не нужно. Еще хорошо, что Швайгену хватило ума не поинтересоваться, любила ли я своего мужа…»
Ее зазнобило, несмотря на теплую погоду, и она постаралась, как обычно делала, выкинуть все непрошеные воспоминания из головы.
— А вы отлично ездите верхом, — заметил барон, откровенно любуясь ее изящной и уверенной посадкой в седле.
— Обожаю лошадей и верховую езду! — сообщила ему Докки. — И никогда не упускаю случая прокатиться хорошим галопом.
— Тогда наперегонки — вон до той развилки, — предложил он.
Докки с места подняла в галоп свою резвую тонконогую кобылу, Швайген припустил за ней, и они поскакали по дороге, наслаждаясь быстрой ездой и компанией друг друга.
У речки Погулянки их ждали слуги, на берегу были расстелены одеяла и разложены скатерти, уставленные тарелками с закусками. Верховые участники прогулки успели спешиться и размять ноги, пока до места пикника добрался экипаж с дамами в сопровождении нового всадника, которым — к изумлению Докки — оказался князь Рогозин.
— Мы встретились у выезда из города, — сообщила кузине довольная Мари. — Конечно, я пригласила князя составить нам компанию.
Появление Рогозина стало не слишком приятным сюрпризом для баронессы, но оно внесло ощутимое оживление в ряды барышень. Те защебетали куда веселее, взбудораженные прогулкой на свежем воздухе, присутствием молодых офицеров, среди которых оказался теперь и князь, чья внешность, титул, а также репутация отъявленного сердцееда не могли оставить равнодушными трепетные девичьи сердца.
Жадова не скрывала радости по поводу представившегося ей случая свести знакомство с Рогозиным, о чем она прежде могла только мечтать. Но, будучи наслышанной о попытках князя добиться расположения Ледяной Баронессы, она настороженно следила за каждым их словом или жестом, обращенным друг к другу. Рогозин оправдал ее надежды, когда после трапезы предложил Докки прогуляться вдоль реки. Было неловко отказываться от его вежливого приглашения, поэтому ей пришлось опереться на подставленную им руку и пройтись в его обществе по берегу Погулянки.
— Не ожидал вас здесь встретить, — сказал князь, едва они отошли от компании на достаточное расстояние, чтобы никто их не услышал.
— Отчего же? — спросила Докки.
— В Вильну приехали жены офицеров, чтобы побыть со мужьями, дальновидные матери привезли дочерей на выданье, желая по случаю устроить их замужество, — ведь здесь собрался весь офицерский состав Первой Западной армии, — он сделал многозначительную паузу и пристально посмотрел на нее. — Среди прибывших есть и светские дамы, которые рассчитывают обрести новые или возобновить старые знакомства. Смею ли я надеяться, что теперь вы отнесетесь более снисходительно к своим верным поклонникам?
— Не смеете, — Докки сильно уязвили его слова. Предположи он, что она ищет мужа, — это выглядело бы не так оскорбительно, как его намек на то, что она находится здесь в поисках определенного вида развлечений.
— Я всего лишь сопроводила сюда свою кузину, — она остановилась и высвободила руку из-под его локтя, — и никто не давал вам права делать подобные выводы.
— Вовсе не хотел обидеть вас, дорогая Докки, — с присущей ему фамильярностью и беззаботностью откликнулся князь. — Вы меня не так поняли. Я лишь выразил надежду, что вы благосклонно воспримете мое восхищение вами и мою вечную преданность. Кто знает, возможно, близость войны и связанные с нею опасности смягчат ваше сердце, и в нем найдется хоть капля сострадания к душе, истерзанной безответной любовью к вам…
Докки еще злилась, но ей трудно было удержаться от улыбки, выслушивая оправдания Рогозина и его витиеватые заверения в чувствах, какие он испытывал одновременно ко многим женщинам.
— Право, князь, оставим эту тему, — она повернулась и направилась обратно, жестом пригласив Рогозина следовать за собой. — Капля моего сострадания вам обеспечена, но уверена, вы легко найдете куда более отзывчивых дам, которые смогут предложить вам гораздо больше, нежели я.
— К счастью, мир не без добрых людей, — охотно согласился он. — Тем обиднее, когда единственная женщина, которая нужна, отвергает брошенные к ее ногам самые нежные и искренние признания в неизмеримой и беззаветной страсти…
— Ежели б я была единственной, кто вам нужен! — рассмеялась Докки.
