Лайл помнил, какой бесстрашной она была, путешествуя в одиночку… забираясь в повозки… заманивая двух лакеев в карточную игру… Он думал об её теперешней жизни, один званый вечер за другим, где малейшее отклонение от условностей вызывает перешёптывание сплетниц из-за вееров.
— Чёрт возьми, Оливия, не поступай так со мной, — сказал он.
— Тебе известно, что это правда, — настаивала она. — Женщины живут скучной жизнью. Мы чьи-то дочери, потом чьи-то жёны и матери. Мы никогда не делаем того, что мужчины.
Перегрин покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Не хочу, чтобы родители принуждали меня.
— У тебя нет выбора, — проговорила Оливия. — Ты всегда умудрялся не замечать их или обходить, но они, наконец, поняли, что у них есть мощный рычаг воздействия на тебя.
— А ты играешь им на руку, — возразил Лайл. — Ты хотя бы представляешь, что представляет собой перестройка старого замка?
— У меня есть прекрасная идея, — ответила она.
— На это уйдут годы. Годы! В Шотландии. С волынками!
Девушка улыбнулась.
— Это не будут годы, если я помогу тебе, — сказала она. — И если ты позволишь родителям думать, что они выиграли одно сражение, то это не повредит. Если мы всё правильно разыграем, то весьма вероятно, что ты вернёшься в Египет к весне.
Одной улыбки было бы достаточно, чтобы он сдался. Но голос ангела-хранителя, который все эти годы помогал ему оставаться в живых, произнёс: «Подожди. Подумай».
Было очень трудно думать, когда вся мощь этих синих глаз была обращена на него, и что-то кололо в сердце.
Однако Перегрин не поддался чарам. Он был тем же упрямым мальчиком, который давно знал её, а также учёным, наблюдателем со стороны, недавно видевшим Оливию в действии. Он знал, что эта девушка может заставить поверить кого угодно во что угодно, в особенности мужчин.
— Нет, — сказал он так мягко, как мог. — Если я позволю им контролировать меня таким образом, они станут использовать это снова и снова. Если я починюсь их требованию, они захотят большего.
Улыбка Оливии не потускнела.
— Ах, ну что же, если ты не согласен, значит, не согласен, — жизнерадостно проговорила она.
— Я знал, что ты меня поймёшь.
— О, да, я понимаю. Абсолютно.
— Хорошо, поскольку…
— Не нужно объяснять, — сказала Оливия. — Я всё понимаю. Но оставаться больше не могу. У меня ещё много дел на сегодня.
Она притронулась хлыстом к полям шляпки и ускакала прочь.
Атертон-Хаус Пятница, 7 октябряЛайл должен был сразу догадаться.
Ему следовало быть готовым.
Что, разумеется, было невозможно, если это имело отношение к Оливии.
Оливия. Внезапно. Неожиданно.
Три слова, запечатлённые в его мозгу.
Перегрин спустился к завтраку, а там была она.
И не только Оливия, к тому же. Она привела с собой вдовствующую леди Харгейт и двоих Гарпий, леди Купер и леди Вискоут.
Лайлу плохо спалось. В тиши своего клуба он придумал множество схем отношений с родителями, но все они оказались с существенными изъянами. Затем появился лорд Уинтертон. Их пути не раз пересекались в Египте, и им было о чём поговорить. Уинтертон пригласил Лайла к себе домой изучить папирус, привезённый им из своей последней поездки. Папирус Уинтертона отвлёк Лайла от мыслей о родителях и Оливии, а уравновешенный Уинтертон стал приятной антитезой всей этой суматохе эмоций. Лайл принял предложение отужинать, и время пролетело незаметно.
В результате сегодня у Перегрина было не больше идей как справиться с родителями, чем вчера, когда Оливия ускакала прочь.
Когда он вошёл в комнату для завтраков, то все уставились на него.
Лайл порадовался тому, что не обладает богатым воображением. Он не верил в чувство надвигающейся катастрофы. До этого момента.
Он подошёл к буфету и наполнил свою тарелку. Затем направился к столу и сел рядом с леди Вискоут, напротив Оливии.
— Оливия рассказала нам о твоём плане, — произнесла мать.
У Лайл всё внутри похолодело.
— О моём плане, — повторил он, глядя на Оливию.
— Взять меня с собой в Шотландию, чтобы помочь тебе с замком, — пояснила она.
— Что?
— Я думала, ты им уже сказал, — добавила девушка. — Прости, что испортила сюрприз.
— Все это понимают, детка, я уверена, — проговорила вдовствующая графиня. — Ты вне себя от восторга и не смогла дождаться.
— Что??
— Это действительно был сюрприз, — сказала мать. — И, признаюсь, вначале я не ощутила особого энтузиазма.
— Но…
— Она думала, что так не пойдёт, — разъяснила Лайлу леди Харгейт. — Двое молодых людей, отправляются в Шотландию вместе. Совершенно не подобает юной леди, по её словам. Как будто мы не знали об этом и не подготовились.
— Подготовились к…
— Леди Купер и леди Уайскот любезно согласились стать нашими компаньонками, — сказала Оливия. — Мы возьмём по камеристке для каждой леди. Прабабушка согласилась одолжить нам несколько горничных и лакеев, пока мы не наймём местных. И я привезу мамину кухарку и дворецкого, поскольку они всё равно не нужны, пока семья в Дербишире.
Лайл обвёл взглядом радостные лица вокруг. Она сделала это. Взяла всё на себя и сделала по-своему, после того, как он в недвусмысленных выражениях отказал ей.
Нет, это какой-то ночной кошмар. Он ещё спит.
Его родители ослепли? Он единственный, кто заметил, что вдовствующая графиня ведёт себя подозрительно мило? Никто больше не видит злорадного блеска в её глазах? Нет, они не видят ничего, потому что Оливия всех полностью одурачила.
Это безумие какое-то.
Купер и Вискоут в качестве компаньонок! Подобно всем прочим подругам вдовы, они жили, чтобы сплетничать, пить, играть в карты и пожирать глазами юношей. Не существовало более неподходящих компаньонок вне стен борделя.
Это абсурд. Ему придётся привести всех в чувство.
— Оливия, думаю, я ясно выразился…
— Ну, конечно, — сказала она, изображая саму невинность с широко раскрытыми глазами. — Я всё прекрасно понимаю. Имей я призвание, как у тебя, только дело жизни и смерти отвлекло бы меня от него. Твоё призвание — древний Египет. Шотландский замок не будоражит твоё воображение.
— У меня нет воображения, — ответил Лайл. — Я вижу, что есть, и чего нет.
— Да, я знаю, и для тебя было бы мучением пытаться найти красоту в разрушенном замке, — продолжила Оливия. — Тебе нужны взгляд эксперта и воображение. Я предоставлю их тебе, в то время как ты будешь заниматься практической стороной вещей.