Чтобы отвлечься и немного унять обиду, вновь нанесенную ему отцом, Дэйр сосредоточил все внимание на таком простом занятии, как сбор пожитков. Занятый этим, он не заметил присутствия Элис. Собравшись, он стянул с себя сначала верхнюю алую тунику, и тут же — черную нижнюю. Обычно аккуратный, он отвернулся и швырнул одежду в мешок, лежавший на кровати, потом вытащил оттуда домотканую рубаху.
Элис молча глядела на его красивый полуобнаженный торс. Да, она видела его и раньше. Но воспоминания об этом были несравнимы с чувствами, которые поднялись в ней сейчас при виде его мощных мускулов.
Не надеясь больше на себя, Элис прислонилась всем телом к двери, так как ноги ее уже начали подкашиваться. Или она сейчас заговорит с ним, или надо срочно бежать отсюда, пока не случилось непоправимое. Решаться скорее, говорило ее разгоряченное сознание, пока ему не пришло в голову начать раздеваться дальше. Да, он представлял для нее серьезную опасность, но не из-за своих грехов, а из-за ее собственных неправедных желаний. Ее прежнее невинное стремление обнять его и согреть теплом своих зеленых глаз, заглядывая снизу вверх в его глаза, давно уже уступило место более сильному желанию оказаться в его объятиях совсем с другой целью. Чтобы побороть оба эти желания, она намеренно начала с оскорбления.
— Итак, вы опять бежите? — Она надеялась, что эта незаслуженная колкость пронзит его щит, сделанный из насмешек, и откроет ей путь к тому, что внутри. Но по тому, как рубаха затрещала в его сильных руках, внезапно сжавшихся в кулаки, а мускулы на руках и обнаженной груди напряглись, она поняла, что слишком резко заговорила с человеком, который и так был близок к срыву.
Несмотря на то что Дэйр был потрясен неожиданным присутствием Элис, он молча уставился на свои побелевшие пальцы, так сильно схватившиеся за грубую материю. Это обвинение, сделанное человеком, мнение которого значило для него больше всего на свете, привело к тому, что он чуть не вышел из себя, что случалось с ним крайне редко. Только когда ему удалось справиться с собой, он взглянул на Огненную Лисицу, которой следовало бы лучше знать его, прежде чем бросать ему вызов. Глаза его настолько сузились, что под густыми ресницами с трудом можно было различить их голубизну. Он неторопливо изучал своего неосмотрительного противника, едва не доведшего его до бешенства. Она была всего в двух шагах от него.
— Бегу? — Это слово было скорее холодным отрицанием, чем вопросом. — Я не бегу. Я просто избавляю мою «любящую» семью от своего назойливого присутствия, чтобы они могли свободно отпраздновать заклание «призванного Богом». Это больше похоже на пир, прославляющий жертву Габриэля, возложенную на алтарь честолюбия нашего отца.
Почувствовав его боль, теперь уже настолько сильную, что ее нельзя было бы скрыть даже от посторонних, не настроенных на его волну так верно, как она, Элис увидела, что не только не уменьшила, но, напротив, усилила его скорбь. Безотчетно Элис поддалась своему первоначальному желанию утешить его лаской. Не думая больше о том, к чему это может привести, она чуть приблизилась и обвила его руками, потом потянулась и нежно погладила густые черные волосы, как мать, утешающая ребенка.
Дэйр не ожидал такого от своего недавнего противника и не мог пошевелиться. Сбитый с толку этой внезапной переменой в ней, он не мог совладать с грешными мыслями, когда его долгожданный запретный сон начал сбываться. Он крепко обнял прелестную жену-девственницу, прильнувшую к нему и, очевидно, не осознающую, каким искушением она была и какую жажду в нем вызывала. Он отчаянно пытался еще ближе прижать ее к себе и вкусить сладость поцелуя.
Дэйр крепко сжимал ее в объятиях. Но он мысленно строго приказал себе остудить пыл, который разжигала в нем женщина, по закону принадлежавшая другому. В ее робком ответе на его чувства во время невинной сцены в саду Кенивера он увидел большую опасность — бесчестье для неверной жены и тяжкий грех на его собственной совести, — что даже его дьявольское имя будет запятнано. Вот что ожидало их, овладей он целомудренной, но уязвимой для его ласк чужой женой. Сознавая это, он поклялся, что даже если они встретятся вновь, он призовет все свое хладнокровие, чтобы такого не случилось. Но сейчас он, прослывший храбрым и несгибаемым воином, испугался, что даже его решимость и тем более снаряжение не помогут ему противостоять этому пешему врагу. Он почувствовал, как сдается перед этой маленькой, хрупкой женщиной.
Как только сильные руки обняли ее, Элис поняла свою ошибку. Но вместо того, чтобы вырваться из его жарких объятий, она обрадовалась их возбуждающей силе и со вздохом растаяла в них. Дэйр так скоро уедет, и никогда больше она не испытает блаженства побыть с ним наедине. Такую драгоценную возможность нельзя упускать. Отбросив все сомнения, она утонула в его глазах. Она перебирала черные, как ночь, кудри, пока ее пальчики не легли, утомленные, на его широкие плечи. Осознавая скрытую силу его железных мускулов, она поднялась на цыпочки и подставила губы для поцелуя.
Дэйр не просто принял этот добровольный дар, но прежде оставил губами жгучий след на волнующем изгибе ее шеи, обнажившейся из-за того, что она высоко подняла подбородок. Элис была так удивлена горячностью, скрытой в его неожиданной ласке, что даже не заметила, как Дэйр сумел снять с нее барбет и вуаль. Роскошные волосы, стянутые на затылке в узел, заиграли в мерцающем свете свечи. Дэйр запустил пальцы в огонь ее волос и наклонился, чтобы взглянуть на вспыхнувший краской овал ее лица, обрамленного рыжеватыми кудряшками, недостаточно длинными, чтобы быть убранными в прическу. Он испытывал наслаждение, видя нескрываемое желание в затуманенных страстью глубоких зеленых глазах, а ее немая мольба о запретных восторгах вызвала у него на губах медленную, чувственную и опасную улыбку, которую Элис так хорошо помнила.
Элис, сдаваясь, опустила ресницы. Она хотела быть еще ближе к нему. Когда она прильнула к его губам, она почувствовала, как и во время их объятия, приближение чего-то волнующего и грешного, чему противостоять она не могла — ни тогда, ни сейчас, когда опять оно подступило так близко.
Опьяненный ее свежим, как весна, ароматом, Дэйр наклонился, чтобы испить персиковый нектар ее уст в череде медленных, мучительных поцелуев. Элис негромко вскрикнула, когда наслаждение лишило ее почвы под ногами. Не вняв тихому и почти побежденному голосу благоразумия, Дэйр ответил на ее призыв еще более страстными поцелуями. Когда Элис уже почти теряла сознание, Дэйр снова поставил ее спиной к закрытой двери. Обняв ее за плечи, он нагнулся к ней так, что его сильное тело прижалось к ее телу в горячем тесном объятии, а губы не переставая пожирали ее уста. Элис застонала. Она вся дрожала и благодарила только крепкие дубовые доски, на которые опиралась, потому что последние слабые силы покинули ее.
