Я совсем не выспалась и хотела одного — свернуться под каким-нибудь уютным кустом и заснуть. Однако места для этого не было и я продолжала стоять, вглядываясь изо всех сил в ожидании приближающихся друидесс. Спину покалывало, и ноги болели, но, пожалуй, это скоро пройдет. Полоска на горизонте из серой сделалась розовой, стало быть, до рассвета не более получаса.
Первая из друидесс появилась почти так же неслышно, как Фрэнк. Только слабый хруст гальки под ногами — и тотчас в тумане проступила аккуратно причесанная седая голова. Миссис Грэхем. Значит, это правда. Экономка викария была благоразумно одета в твидовое платье и шерстяное пальто, под мышкой у нее был белый сверток. Неслышно, словно призрак, она скрылась за одним из больших камней.
Остальные появились вскоре вслед за ней, по одной, по двое и даже по трое, они шли, перешептываясь и пересмеиваясь, по тропе, но мгновенно умолкали, как только поднимались наверх.
Некоторых я узнала. Например, миссис Бьюкенен, почтмейстершу; ее белокурые волосы были недавно завиты и распространяли сильный запах «Вечера в Париже». Я подавила смех. Ничего себе современные друиды!
Их оказалось пятнадцать, исключительно женщины, в возрасте от примерно шестидесяти, как миссис Грэхем, до двадцати с небольшим, как женщина, которую я недавно видела катящей детскую коляску от магазина к магазину. Все они были одеты для прогулки, и у каждой под мышкой — белый сверток. Почти не разговаривая, они скрывались кто за каменным столбом, кто в кустах и появлялись потом с пустыми руками, облаченные в белое. Когда одна из них прошла совсем близко от нашего укрытия, я уловила запах хозяйственного мыла и сообразила, что их одеяния — всего-навсего простыни, обернутые вокруг тела и закрепленные на плече.
Выстроившись друг за другом по возрасту — младшие за старшими, — они обошли круг камней снаружи и остановились в ожидании. Свет на востоке все разгорался.
Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, строй женщин пришел в движение — они медленно вошли в промежуток между двумя камнями. Предводительница провела их прямо к центру круга, а потом они вслед за ней начали все тем же медленным, «лебединым» шагом кругами обходить хендж.
Предводительница внезапно остановилась и повернула к центру. Здесь она встала, подняв руки и повернув лицо в сторону ближайших к востоку камней. Высоким голосом она произнесла какие-то слова, не слишком громко, но так, чтобы ее слышали все участницы процессии. Туман еще не рассеялся, он отражал звуки, и казалось, что они доносятся отовсюду, идут от самих камней. И не только эхо повторяло слова, но и танцовщицы — потому что участницы процессии теперь затанцевали. Они протянули руки одна к другой, не соприкасаясь пальцами, и двигались по кругу, притопывая и слегка покачиваясь. Но вот круг танцующих разделился на две половины. Семь женщин пошли по часовой стрелке, остальные — в противоположном направлении. Два полукруга, встречаясь, то пересекались, то образовывали целый круг, то снова два полукружия. А предводительница все стояла в центре и выкрикивала полный непонятной печали клич на языке, который давно уже умер.
Они должны были казаться смешными, и, вероятно, так оно и было. Сборище женщин, обернутых в простыни, большинство из них толстые и не слишком подвижные, ходят и ходят кругами по вершине холма. Но от звуков их унылого клича волосы колко поднялись у меня на затылке.
Они остановились, все как одна, двумя полукругами, разделенными дорожкой, и смотрели на солнце. Оно поднялось над горизонтом, и первые лучи, пройдя между двумя восточными камнями, упали на разделившую полукружия дорожку и дальше — на камень на противоположной стороне хенджа.
Танцующие на мгновение замерли в тени по обе стороны от полосы света. Затем миссис Грэхем что-то произнесла все на том же непонятном языке, но уже обычным голосом. Повернулась и пошла по освещенной солнцем дорожке — спина прямая, седые волосы блестят в солнечных лучах. Остальные без единого звука последовали за ней. Одна за другой они прошли сквозь отверстие в главном камне и молча скрылись.
Из своего укрытия в зарослях ольхи мы наблюдали, как женщины переоделись и, теперь уже болтая и пересмеиваясь самым обычным образом, начали спускаться с холма, по-видимому приглашенные на чашечку кофе в дом викария.
— Господи! — Я распрямилась, чтобы избавиться от судорог в ногах и спине. — Ну и зрелище, скажу я вам!
— Восхитительное! — с восторгом воскликнул Фрэнк. — Ни за какие сокровища мира не хотел бы его пропустить!
Он змеей выскользнул из-под кустов, предоставив мне выпутываться самой, пока он на манер ищейки, носом к земле, обследовал зачем-то внутреннюю часть хенджа.
— Что ты там ищешь? — спросила я, с некоторой опаской вступая в круг.
Но день уже наступил, и камни, все еще впечатляющие, утратили значительную часть своей зловещей мрачности.
— Пометки, знаки, — ответил он, ползая по дерну на четвереньках и что-то высматривая. — Каким образом они узнают, где начинать и где останавливаться?
— Неплохой вопрос. Я ничего не вижу, — сказала я, но, опустив глаза, заметила очень интересное растение у основания одного из вертикальных столбов.
Незабудка? Нет, вряд ли; у этих голубых цветков глубоко запрятанные оранжевые серединки. Я потянулась за цветком, но тут Фрэнк, у которого слух был куда острее моего, выпрямился и схватил меня за руку. Он поспешно увлек меня прочь из внутреннего круга буквально за секунду до того, как в него вошла с противоположной стороны одна из утренних плясуний.
То была мисс Грант, маленькая плотная женщина, занятие которой — она торговала пирожными и сладостями в маленьком собственном магазинчике на Хай-стрит — вполне соответствовало пропорциям ее фигуры. Она близоруко осматривалась по сторонам, потом нашарила в кармане очки и водрузила их на нос; обошла весь круг и наконец подняла с земли большую заколку для волос, за которой вернулась в хендж. Прицепила ее к своим густым блестящим волосам, но возвращаться к повседневным делам не спешила. Уселась на валун, вполне по-приятельски оперлась спиной на одного из каменных гигантов и лениво закурила сигарету.
Фрэнк испустил вздох отчаяния.
— Ладно, — сказал он, смиряясь с неизбежным, — нам, пожалуй, лучше уйти. Судя по ее виду, она может просидеть здесь все утро. К тому же я не обнаружил вообще никаких пометок.
— Мы могли бы вернуться сюда попозже, — предложила я: меня очень заинтересовало растение с голубыми цветами.
— Разумеется, — откликнулся Фрэнк.
Но он уже потерял всякое желание изучать хендж как таковой, его занимали только подробности подсмотренной нами церемонии. Он решительно увлек меня к спуску с холма и по дороге настоятельно требовал, чтобы я как можно точнее припомнила произносимые во время ритуала слова и ритмические особенности танца.
