Филиппа Грегори - Королевская шутиха

— Пока мы с отцом будем жить здесь, а когда времена изменятся, вернемся в Англию.

— Ты хочешь сказать, когда ложная принцесса усядется на престоле, а изменник, которого ты до сих пор любишь, выйдет из Тауэра, — с упреком бросил он мне.

— Что бы со мной ни случилось, тебя это уже не будет касаться, — ответила я. — А теперь мне пора.

Дэниел коснулся моей руки. Его рука была очень горячей; я ощущала это даже через рукав.

— Ханна, я люблю тебя. Не видеть тебя для меня равносильно смерти, — признался он.

Я посмотрела на него не так, как женщине положено смотреть на мужа. Я ощущала себя прежней Ханной, не хватало лишь мальчишеского одеяния.

— Дэниел, во всем, что случилось, виноват ты и больше никто, — сказала я, не пытаясь утешать его хотя бы словами. — Я не из тех женщин, с которыми можно играть. Ты меня обманул, и потому я вырвала любовь к тебе из сердца и разума. И ничто… слышишь, ничто ее не восстановит. Отныне и навсегда ты для меня — чужой человек. Иди своей дорогой, а я пойду своей. Это вопрос решенный.

Я услышала его сдавленные рыдания. Затем он повернулся и опрометью бросился вниз по ступеням. Я вернулась в наш домик, поднялась наверх, вошла в свою тесную спальню, где еще недавно наслаждалась одиночеством, повалилась на кровать, накрылась подушкой и беззвучно заплакала о потерянной любви.

Больше у нас с Дэниелом не было разговоров наедине. Мы вообще больше не говорили, хотя я часто видела его по воскресеньям в церкви. Он аккуратно раскрывал служебник и повторял молитвы, скрупулезно соблюдая все требования мессы. Он пристально следил за священником, возносящим святые дары. Его мать и сестры иногда поглядывали на меня. В одно из воскресений я заметила на их скамье белокурую молодую женщину с миловидным, но довольно пустым лицом. У нее на коленях лежал малыш. Я сразу догадалась, что это и есть та самая женщина. Должна быть, мать Дэниела решила, что ее внуку пора посещать воскресные мессы.

Я сразу же отвернулась от их любопытных взглядов, и тут на меня нахлынуло ощущение, которого я не испытывала несколько лет. Перед глазами все поплыло. Я впилась руками в гладкое, отполированное временем дерево скамьи и стала ждать, когда это ощущение погаснет. Но оно становилось все сильнее. У меня начиналось видение.

Сейчас я бы отдала что угодно, только бы его прекратить. Достаточно того, что в церкви на меня и так косо смотрят. А тут еще эта юная мамаша со своим чадом. Но мои видения всегда были неуправляемыми… Со стороны крестной решетки наползали темные облака. Они заслонили священника, стрельчатые окна, свечи и все пространство церкви. Я еще сильнее вцепилась в скамейку. Должно быть, у меня побелели костяшки пальцев, однако я ничего уже не видела. Помню, я опустилась на колени, и меня обступила густая тьма.

В ушах звенели звуки битвы. Кто-то кричал: «Только не мой ребенок! Возьми его! Возьми его!» Я слышала свой голос: «Я не могу его взять». И снова невидимая мне женщина умоляла: «Возьми его! Возьми его!» Потом раздался грохот, словно в лесу начали падать деревья. Куда-то неслись лошади. Кричали люди. Я чувствовала опасность. Жуткую опасность. Мне хотелось бежать, но бежать было некуда, и я только кричала от страха.

— Ну, вот ты и пришла в себя, — услышала я заботливый голос Дэниела.

Открыв глаза, я увидела, что нахожусь в его руках, а вокруг светит осеннее, но еще теплое солнце. Не было никакой тьмы, никакого ужаса. В неведомом лесу не падали деревья, а по булыжникам не стучали конские копыта.

— Я потеряла сознание. Я что-нибудь говорила?

— Ты несколько раз повторила: «Я не могу его взять», — ответил он. — Ханна, у тебя было видение?

Я кивнула. Мне сейчас нужно было сесть и отодвинуться от него, но вместо этого я уткнулась ему в плечо и наслаждалась знакомым, соблазнительным чувством безопасности, какое часто испытывала рядом с ним.

— Это было предупреждение? — допытывался он.

— Это было что-то ужасное. Жуткое ощущение. Непонятный ужас. Я даже не понимаю, с чем он связан. Я ничего не видела. Только ощущала.

— А я думал, ты утратила этот дар, — сказал он.

— Как видишь, нет. Но мне от него никакой радости.

— Успокойся. — Его голос был полон искренней тревоги за меня.

Потом он повернулся в сторону и сказал:

— Я отведу ее домой. Расходитесь. Ей не нужна никакая помощь.

Я мгновенно сообразила, что за спиной Дэниела стоит небольшая толпа людей. Им было интересно поглазеть на женщину, которая в церкви вдруг испустила крик и лишилась чувств.

— Она — ясновидящая, — сказал кто-то в толпе. — Блаженная. Служила у королевы в шутихах.

— Что ж она свое будущее не увидела? — насмешливо спросил другой голос.

Дальше последовала грубая шутка, что только блаженная может приехать из Англии, выйти замуж и через три месяца сбежать от мужа.

Дэниел густо покраснел от гнева. Я попыталась сесть. Его рука крепче сжала мне плечи.

— Не волнуйся. Я провожу тебя домой, а там сделаю кровопускание. Ты же вся горишь.

— Не надо никаких кровопусканий, — сразу же возразила я. — И вообще, не надо суетиться.

Ко мне подошел отец.

— Ты сможешь идти, если мы поведем тебя вдвоем? — спросил он. — Если нет, мы раздобудем носилки.

— Я вполне могу идти. Не надо носилок. Со мной ничего особенного не случилось.

Отец с Дэниелом помогли мне встать. Мы свернули в улочку, которая вела к нашему дому. На углу я увидела нескольких женщин, которые чего-то ждали. Это были мать Дэниела, три его сестры и мать его ребенка. Мы с нею смотрели друг на друга, сравнивая, оценивая и делая выводы. Надо сказать, выводы были не в мою пользу. Наверное, Дэниелу стоило жениться на этой широкобедрой, розовощекой, белокурой женщине, налитой, словно персик. У нее были яркие губы, широкое простодушное лицо и немного выпученные голубые глаза. В отличие от родни Дэниела, она смотрела на меня без ненависти и презрения. Она даже улыбнулась мне, немного виновато и с какой-то надеждой. Ребенок у нее на руках действительно был настоящим еврейским ребенком: темноволосым, темноглазым, смуглокожим, со спокойным лицом. Даже если бы миссис Карпентер и не выдала мне тайну Дэниела, я сразу догадалась бы, что это его сын.

Пока я смотрела на эту женщину, у нее за спиной промелькнула тень. Тень быстро исчезла, но я успела разглядеть всадника, пригнувшегося к спине лошади. Он двигался прямо на мать Дэниела-младшего. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, тень исчезла. Я видела лишь женщину с младенцем и ехидно пялящееся на меня семейство Карпентеров.

— Идем, отец, — слабым голосом сказала я. — Отведи меня домой.