И даже неожиданный ливень казался божьей благодатью, потому что в городе было много пожаров, а пожарных не хватало. Дождь мешал огню распространиться на соседние дома, уберегая город.
Городские власти по случаю праздника дали причту собора особую привилегию. По окончании мессы был разрешен благовест.
Праздничная толпа не торопилась, как обычно, разойтись после службы по домам. Люди стояли на широком тротуаре возле церкви, и на их лицах под зонтиками сияли улыбки. Звон колоколов возвещал надежду на привычную жизнь. Даже кофе продавали, как прежде, и под веселым полосатым навесом возле своей жаровни, от которой исходил кофейный аромат, суетился продавец.
Mémère болтала с подругами и кузинами, переходя от одной к другой столь стремительно, что Жак едва поспевал за ней со своим зонтом. Мэри и Валентин со смехом наблюдали за этой сценой.
И когда Mémère, наговорившись вдоволь, подошла к ним, она тоже стала смеяться, хотя понятия не имела о причине, вызвавшей смех девушек.
– Говорила я тебе, Мари, – сказала она внучке, – что мы весело проведем этот день. А теперь нам пора. Надо еще купить торт.
Улыбка сошла с лица Мэри.
– Mémère, все магазины закрыты.
– Ерунда. Винсент ни за что не пропустит День Марии. Уж сегодня-то у него будет возможность продать что-то помимо эклеров.
И, как всегда, оказалась права. Кондитерская, которая находилась напротив оперного театра, сверкала чистотой, и дверь ее была раскрыта настежь.
– Ваш замечательно воздушный торт, – приказала Mémère, – Нет, пожалуй, два. У меня сегодня к обеду будет много гостей.
– Я говорила, что наперед ничего неизвестно, – шепнула Валентин на ухо Мэри.
Это был особый торт, приготовленный специально по случаю Благовещения. Когда Мэри увидела его на серебряном подносе в центре стола, она поняла, почему комната украшена бело-голубыми лентами. Это был огромный бисквитный торт, облитый белым кремом, посреди которого красовалась надпись «С Днем ангела», выложенная голубой глазурью с чудесными завитками по краям. А в самом центре была воткнута роза, обвитая листьями из серебра.
Пока Mémère выбирала на столе место для лопаточки для торта, перевязанной голубым бантом, Валентин завязала банты на некоторых стульях. Мэри нисколько не удивилась, когда Жак поставил у стола два высоких детских стула. В конце концов, именинницы могут быть разного роста и возраста.
– А теперь я разверну свой подарок, – заявила бабушка. – А ты, Мари, пожалуйста, взгляни на свой. Обычно все гости являются с подарками, и у меня тоже припасены для них подарки, но эти именины у нас не совсем обычные.
Увидев платочки, она захлопала в ладоши, заверив Мэри что как раз собиралась прикупить себе платков, поскольку ее старые совсем обветшали.
Но Мэри была слишком занята собственным подарком. Подаренный бабушкой изысканный гарнитур – пеньюар и ночная сорочка – привел ее в полный восторг. Он был из белого льна, тончайшего и мягкого, словно шелк, с аппликациями из белых бабочек над нежными лесными цветами.
– Я сделала их собственными руками для твоей матери, – сказала Mémère, – и, когда твой дедушка приказал выбросить все ее вещи, припрятала. Теперь они по праву принадлежат тебе.
– Mémère, я в жизни не видела ничего красивее. У меня нет слов выразить мою благодарность.
– Детка, с меня довольно и твоего счастливого лица. Ты доставляешь мне столько радости… Ну-ка, поторопись. Надо поскорей убрать подарки до прихода гостей. И ленты с бумагой прихвати.
И Мэри побежала наверх. Возвращаясь по черной лестнице, она услышала в холле оживленные женские голоса.
– Они уже пришли! – крикнула она в сторону кухни.
– Слышу, не глухой, – проворчал Жак ей в ответ.
Праздничный обед преподнес им два приятных сюрприза. Первый состоял в том, что две маленькие Мари вели себя чинно и спокойно. Вторым оказалось главное блюдо – красная фасоль с рисом.
– Знаю, сегодня не понедельник, – смеясь, объяснила Mémère, – пока что я еще не в маразме. Но моя Мари обожает фасоль с рисом. И мне хотелось в эти первые ее именины попотчевать ее любимым кушаньем. Дорогие гости, надеюсь, простят мне этот каприз, тем более что в их распоряжении еще один торт.
Мэри почувствовала, как краснеет. Тем не менее она отдала должное и фасоли с рисом, и бисквиту. И все остальные – тоже.
Может, из-за пушечной пальбы, которая напоминала собравшимся в этой нарядной, убранной лентами комнате о том, что там, снаружи, все еще свирепствуют отчаянье, хаос, смерть, а может, из-за того, что всем передавалось настроение Mémère, чувствовавшей себя счастливой от того, что к ней вернулась ее внучка, – по той ли, по другой причине атмосфера этого вечера была пронизана особой радостью и близостью между гостями. Эти дамы, столь искушенные в светской беседе, говорили сегодня просто и от души. Они делились друг с другом своими страхами и надеждами, печалями и радостями.
Последней заговорила Mémère. Она говорила, что чрезвычайно тронута их преданностью и тем, что, несмотря на долгие десять лет затворничества, сумела сохранить их дружбу. Конечно, она не могла не скорбеть о своем умершем муже, но ее траур был слишком долгим и глубоким. Она была не права, воздвигнув каменную стену между собой и миром. Но Мари вернула ее к жизни, и теперь она никогда не станет отдаляться от своих друзей. Она обещает это. Более того, дает торжественную клятву.
– Я обнаружила, что жизнь полна радости. Близится сезон, а вместе с ним и дебют моей Мари. И я намерена поразить всех пышностью своих приемов. А когда выдам Мари замуж, я устрою ей такую свадьбу, что все забудут о золотистой паутине моей матери. А потом я поеду во Францию немного отдохнуть от всех этих волнений. Но скоро вернусь, потому что слишком люблю свой дом и своих друзей, чтобы расстаться с ними надолго.
Проводы гостей были долгими и жаркими. Дети громко вопили, недовольные посыпавшимся на них дождем поцелуев. Но наконец ушли последние гости и наступила тишина.
– От пушечной пальбы куда меньше шума, – улыбаясь, заметила Mémère. – Все-таки присутствие мужчин вносит в подобные приемы некоторое спокойствие. – Она поцеловала внучку. – Еще раз с именинами тебя, Мари!
– Именины были замечательные, Mémère.
– Да. Но я устала и мечтаю поскорей отправиться в свою комнату, снять корсет и отдохнуть как следует… Нет, не тревожься, детка. Лекарства я пить не буду.
– В таком случае до ужина, бабушка. Отдохните хорошенько.
Мэри вернулась в гостиную. Она решила заняться уборкой, пока Валентин помогает бабушке раздеться. Она стояла на приставной лесенке, снимая ленты, как вдруг услышала рядом с собой голос Жака.
