В глазах Алекс появился нескрываемый интерес, когда она увидела дверь, ведущую наружу. Вполне возможно, что ей придется воспользоваться ею позже для побега…
Времени для дальнейшего обдумывания плана у нее не оставалось, так как вошла Тилли, полная решимости сперва заварить чай, а потом начать готовить обед. Алекс, даже после того как она еще раз призналась в отсутствии у нее кулинарных способностей, получила задание чистить картошку. Она играла роль усердной ученицы, утешая себя мыслью, что если все пойдет, как она надеется, то ей больше не придется этим заниматься. Говоря по правде, ее негодование вызывали не столько указания Тилли, сколько мысль, что ее усиЛиями воспользуется Джонатан Хэзэрд.
Через час хозяин Бори и его главный помощник сидели за едой, которая хотя и не подходила для короля, но была по крайней мере горячей и сытной. Алекс милостиво освободили от тяжелого испытания видеть Джонатана. Тилли, решив, что Алекс чересчур утомлена, настояла на том, чтобы та поднялась наверх еще до возвращения в дом мужчин, и обещала, что Алекс сможет принять ванну во второй половине дня.
— Не сочтите это за обиду, мисс, — заметила Тилли, — но я полагаю, что вы сумеете выкупаться по-настоящему лишь после того, как вас закроют в вашей комнате.
Алекс была только рада воспользоваться уединенностью своей комнаты, но и не думала отдыхать. Оказавшись одна, она тут же подбежала к окнам и оглядела двор и расположенные вокруг него здания. Конюшня, рассчитала она, находилась не далее чем в ста метрах от ее окон. Если бы она сумела выскользнуть из дома и пересечь внутренний двор, то могла бы взять там какую-нибудь лошадь. А потом… а потом, да поможет ей Бог, как-нибудь нашла бы дорогу в Сидней. Скрестив руки на груди, Алекс, как обезумевшая, принялась расхаживать по комнате. До наступления ночи она ничего предпринять не могла. Ей оставалось выжидать и не терять присутствия духа.
Мысленно она вновь и вновь возвращалась к событиям минувшего утра, когда капитан Хэзэрд появился на пороге ее камеры.
— Я свой выбор сделал, — сказал он.
«А я сделала свой!» — поклялась про себя Алекс, и ее сине-зеленые глаза мстительно засверкали, когда она посмотрела в сторону двери.
Несколькими часами позже, когда Алекс по-прежнему оставалась одна в своей комнате, ее внезапно заставил насторожиться какой-то шум за дверью.
В коридоре против ее комнаты раздались приглушенные ковром, но тем не менее хорошо различимые звуки шагов. Она, замерев, уставилась на дверь. Сердце Алекс яростно билось в груди, но она сдерживала дыхание в ожидании неизбежного стука. Он оказался сильным и отрывистым, что свидетельствовало о нетерпении, испытываемом нарушителем ее покоя.
— Да? — отозвалась Алекс, похвалив себя в душе за то, что ей удалось сохранить хладнокровный, сдержанный тон.
— Я хотел бы переговорить с вами, мисс Синклер. — Как она и ожидала, голос, доносившийся из-за не слишком-то надежной преграды — двери, принадлежал именно ему.
— Как раз сейчас я занята, капитан Хэзэрд, — солгала она.
— Мне не потребуется много времени.
Когда дверь открылась, она сделала глубокий вдох и внезапно с волнением и с тревогой обратила свой взгляд к окну, у которого она совсем недавно стояла, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из темноты с погружающейся в сон плантации. Только после этого она посмотрела на Джонатана. Его высокая, мускулистая фигура заполнила весь дверной проем. Зеленые глаза хозяина плантации прожигали сверкающую бирюзу ее взгляда.
— Я вам, сэр, войти не разрешала, — резко заявила она. Вновь увидеть его оказалось для нее не таким легким, как она хотела бы того, делом. Алекс не видела Джонатана с утра, поскольку он вернулся домой довольно поздно. Тилли великодушно взяла на себя приготовление ужина и вновь позволила ей уединиться в своей комнате. Правда, Алекс хотя и не очень уверенно, но все же предполагала, что в течение дня в какой-то момент он вызовет ее. Однако он этого не сделал.
Она благодарила за это милосердное небо, но внезапно в ее горле встал комок, когда она вспомнила, какой силой греховного влечения он обладает. Приведенная в смятение неожиданным ощущением, будто тепло разливается по ее телу, она застыла на месте с еще более вызывающим видом.
— Надеюсь, вы получили удовольствие от своего первого дня на плантации? — с несколько насмешливой улыбкой спросил Джонатан.
— Удовольствие? — Свет лампы позволил ему увидеть, как она ощетинилась. — Разве предполагается, что рабыня может испытать радость от своих цепей?
— Тилли сказала мне, что вы способная и старательная ученица. Мне было приятно это услышать. У нее нет ни времени, ни сил следить за двумя хозяйствами одновременно.
— Хотя я и считаю вашу заботу о ней трогательной, тем не менее хотела бы вам напомнить, что я не просила ее о помощи.
— Возможно, и так, — согласился он, но тут же нахмурился. — Однако ваше неумение или нежелание выполнить свои обязанности сделало ее помощь необходимой.
Он смело оглядывал всю ее, с головы до пят, и его взгляд темнел. Она приняла ванну и сменила свое грубое шерстяное платье на одежду, которую принесла ей Тилли. Это было легкое платье из бледно-розовой хлопчатобумажной ткани с очень высокой талией, короткими стегаными рукавами и глубоко вырезанным полукруглым декольте.
Хотя новый наряд и не отличался роскошью, но он был, конечно, значительным шагом вперед по сравнению с ее прежним арестантским платьем. На голове Алекс уже не было белого домашнего чепца. Ее короткие золотисто-каштановые локоны были аккуратно уложены вокруг головы, что делало ее еще более юной, еще более обольстительной.
— Сегодня вечером вы выглядите значительно лучше, — произнес Джонатан низким, несколько осипшим голосом.
— Предполагается, что ваше одобрение должно мне польстить? — парировала Алекс. Она вспыхнула, когда его взгляд остановился там, где ее груди пышно выступали над тесно облегающим корсажем платья. Она слишком поздно вспомнила о легкой шерстяной шали, которую незадолго до этого бросила на кровать. Борясь с инстинктивным желанием повернуться к Джонатану спиной, Алекс продолжала, гордо выпрямившись, стоять к нему лицом.
— Ну а теперь, — сказала она, — коль скоро вы успокоили свою совесть, удостоверившись в моем благополучии, я требую, чтобы вы оставили меня в покое!
— Сделаю это с удовольствием, — кратко ответил он, хотя на самом деле самым большим его желанием было остаться. В душе он обругал себя за то, что поддался соблазну, а Алекс — за ее внешний вид. Черт побери, он вполне заслужил муку, на которую сам себя обрек. А теперь ему придется постоянно переносить ее.
