— Кто услышит меня? — произнесла она вслух для большей уверенности. Эдлин похлопала Хью по щеке, ставшей ощутимо колючей из-за отросшей щетины. — Ты не запомнишь этого, а если запомнишь, то сочтешь плодом воспаленного воображения. Едва ли ты вообще меня вспомнишь, когда выживешь.
Какое-то внутреннее беспокойство на секунду поколебало уже почти принятое решение. В конце концов, он узнал ее лицо даже во время острейшего приступа боли. Зря она все это затеяла, но теперь он не страдал от боли, он просто умирал, медленно покидая этот мир, а она не могла отпустить его.
Легкие струйки пара еще поднимались над кровью дракона, напиток остывал, приобретая ярко-красный оттенок, сверкая, словно излучая свет. Это вернуло ее к действительности, и она снова принялась вливать снадобье каплю за каплей в рот Хью. Ее пальцы запачкались в красном, и она принялась их облизывать.
Чувствуя себя как-то необычно, словно в бреду, она вдруг спросила, как будто они могли вести беседу:
— А ты не помнишь, как я преследовала тебя повсюду, когда мы были молодыми? Я обожала тебя. Я была безумно влюблена. Ну как же, такой высокий, сильный, красивый — я пялилась на тебя вместо того, чтобы учиться прясть. Леди Элисон постоянно ворчала на меня. Ах, все из-за тебя! Я до сих пор не умею ссучивать нитку и как следует прясть, даже натянуть основу на ткацкий станок мне вряд ли удастся. — Она тихонько рассмеялась, с неожиданным удовольствием вспоминая радость и страдания первой любви.
— Я знала еще тогда, что ты преуспеешь во всем. В тебе всегда было то особенное, чему сопутствует удача: твоя твердая походка, твоя уверенность в себе, твоя манера очертя голову бросаться вперед навстречу опасности. А в меня это вселяло тогда надежду, что если бы ты только заметил меня, то наверняка взял бы с собой в путешествие к звездам. — Эдлин мечтательно улыбнулась, вроде бы совсем забыв, что происходит в реальности.
Воспоминания волнами накатывались на нее, возникая из самых потайных уголков ее памяти. И ее улыбка потускнела. Не обращая внимания на тяжесть его головы, которая давно отдавила ей руки, она поглаживала тонкими пальцами его ухо.
— Ты не замечал меня. И однажды… Ты помнишь ту женщину из деревни, которую звали Эвина? — Она невесело засмеялась. — Ты должен ее помнить, хотя, возможно, она и затерялась во тьме давно прошедших дней, ведь у тебя их было столько, тех, кому ты так легко кружил их глупые головы. А с Эвиной вы обычно встречались в амбаре. Я думала, что вы могли бы найти и более укромное местечко, ты не очень придавал этому значения, а все знали и старались держаться подальше. Все, но только не я…
Почувствовав мгновенное отвращение к той бесстыдной, одержимой, девчонке, какой она была, Эдлин бессознательно опустила пальцы в котелок с кровью дракона. Заметив, что, собственно, делает, она решила, что это правильно. В конце концов, если напиток обладает укрепляющим действием, то ей тоже необходима поддержка, да и вкус ей уже понравился.
— Хочешь? — спросила она, словно он мог ответить, после чего своими окрашенными в красный цвет пальцами она принялась втирать снадобье в его десны, зубы и язык. Снова и снова она повторяла эту процедуру, не переставая говорить:
— Я заметила, что ты каждый вечер исчезал в амбаре, поэтому я забралась на чердак с намерением спрыгнуть на тебя сверху, чтобы застать тебя врасплох, удивить и тем самым обратить на себя твое столь желанное мною внимание. Но каково было мое собственное удивление, когда я увидела то представление, которое продемонстрировали вы с Эвиной! У меня были превосходные возможности для наблюдения. Она учила тебя всему, что должен знать каждый мужчина, чтобы сделать женщину счастливой. Она показала тебе много такого, о чем я и понятия не имела.
Она вдруг стала притворяться, что слушает его. Со стороны могло показаться, что Эдлин сходит с ума.
— Ты говоришь, что мне не следовало наблюдать за вами? Но раз уж я залезла на чердак, то должна была там прятаться, пока вы все не закончили. Ты прав, конечно, да ты и выглядишь как человек, который всегда прав. Но, понимаешь, я никак не могла отвернуться. — Запрокинув голову, она закрыла глаза. — Ты выглядел таким увлеченным! Ты столько внимания посвящал этим урокам, сколько обычно ты посвящаешь всему, что тебя интересует. А я смотрела и смотрела до тех пор, пока… Да ладно. Мне хотелось после этого возненавидеть тебя. А вместо этого я проводила бессонные ночи, представляя себя в твоих объятиях. В своих мечтах я годы проводила в твоих объятиях, и то удовольствие, которое ты подарил мне, было…
Она вдруг почувствовала, что кто-то сосет ее пальцы. Ее бессвязная болтовня тут же оборвалась. Она на какое-то мгновение помертвела, не понимая, что происходит. Затем, придя в себя, она глянула вниз и увидела, как Хью, припав губами к ее рукам, с наслаждением сосал ее пальцы, перепачканные кровью дракона. Он лежал с открытыми глазами и, похоже, давно.
С утра Эдлин смогла переложить кое-какие обязанности по уходу за Хью на верного Уортона. Вдруг голос, который напоминал блеяние новорожденного ягненка, произнес:
— Если ты дотронешься до меня еще раз, я вырву твое сердце голыми руками.
От охватившего ее смятения Эдлин просто потеряла контроль над собой, не в состоянии понять, какие травы она рассыпала и чем вообще здесь занимается. Хью заговорил?! Неужели кровь дракона, которую она буквально силой вливала в него прошлой ночью, сотворила такое чудо?! Уортон раболепно ползал у ног своего господина, осторожно меняя ему повязку и полностью закрывая раненого от нее, но, прежде чем она успела броситься к нему, Хью снова заговорил:
— Что с тобой происходит? — заворчал оя сердитым шепотом. — По твоей милости я весь мокрый. — В его голосе послышалось отвращение. — Боже милосердный, Уортон, ты плачешь?!
— О, хозяин! — простонал дрожащим от слез голосом Уортон. — О, хозяин! — Больше он ничего не в силах был произнести.
— Дурень ты! — На этот раз голос Хью прозвучал слабее. — Я же разобью тебя в лепешку.
Уортон начал пятиться назад. Он был похож на униженно виляющего хвостом пса, чувствующего хозяйскую немилость. И Эдлин вдруг ощутила нестерпимое раздражение от всей этой отвратительной сцены. Уортон на протяжении последних ужасных дней доказывал свою потрясающую преданность хозяину, делая все возможное, чтобы поднять его из мертвых. А Хью с первых же слов ответил ему лишь бранью, видимо, привычной ему в обращении со слугой.
— Не беспокойся, Уортон, — сказала она, испытывая непреодолимое желание утешить его. — Он не сможет сделать из тебя лепешку. Он даже руки не может поднять. — Она подошла к Хью и встала над ним. — Сможете?
