Сейчас дед бывал при дворе каждый день – если двор находился в Лувре, Жером ночами, после балов возвращался оттуда пешком, так как парижский дом де Мелиньи располагался в соседнем переулке; если двор, как вот сейчас, проводил лето в Версале (старый летний замок Сен-Жермен теперь был почти забыт), дед не оставлял его ни на минуту, предусмотрительно заполучив комнаты в строящемся дворце. Весьма верный ход, как показало время. Личные комнаты в Версале, на приемы в который приглашалось нынче до ста тысяч человек, означали высокий статус и даже являлись знаком принадлежности к элите.
При дворе графа де Мелиньи считали эксцентриком. Одни его ночные пешие прогулки чего стоили! Поэтому даже его собственные внуки не могли предсказать, что дедушка выкинет в следующий раз.
Сейчас Лоретта почти потеряла аппетит от любопытства и сидела как на иголках, ожидая, что скажет граф.
– Я слышал, ты имеешь успех, – наконец обратился к ней дед.
– Успех? – приподняла брови Лоретта. Она вовсе не считала наличие нескольких воздыхателей большим успехом. Конечно, многие оказывали ей знаки внимания, однако так и принято при галантном дворе.
– Настолько большой, что тебя уже сватают, – усмехнулся Жером.
Лоретта ощутила, что краснеет. Неужели барон д’Оллери отважился? Она вообразила, как он объясняется с ее дедом, – высокий, исполненный достоинства. Или… ой! Или это виконт де Бланко? Неимоверною глупостью было бы думать, что после вечера знакомства виконт устремился прямо к ее деду и потребовал руки Лоретты, однако… Эта мысль была запретной, притягательной и очень приятной. Девушка живо представила себе виконта, и ей стало слегка не по себе. Не так, как бывало, когда она думала о Гаспаре, но все равно очень и очень необычно.
– Я вижу, ты догадываешься, кто бы это мог быть, – сказал дед, отмечая смену выражений на лице внучки.
– Лоретта? – озадаченно произнес Арсен, тоже глядя на сестру.
– Нет, – пробормотала она, – не догадываюсь.
– Думаю, что ты лукавишь. – Жером допил вино и поставил пустой бокал на стол. – Сознаюсь, я был удивлен, когда этот молодой человек изъявил желание поговорить со мной, а после в изысканных оборотах, которые, очевидно, обдумывал всю ночь, попросил твоей руки. Я пока не дал ему однозначного ответа, вдруг тебе он по нраву и ты возжаждешь презреть условности и выбрать в мужья не слишком типичного представителя версальского двора.
Лоретте стало жарко. Дед не мог так говорить о Гаспаре! Вот уж кто абсолютно типичный представитель, придворный до мозга костей. Значит, виконт де Бланко? О господи! Лоретта вспомнила его тигриный взгляд, замаскированный под прищур ленивого домашнего кота, и подумала, что если это виконт, она… она не знает, что делать. Соглашаться неосмотрительно. Разве можно узнать человека всего за один вечер знакомства…
– Ну, не буду тебя мучить, – протянул дед. – Как насчет того, чтобы ответить согласием шевалье де Вилмарту, а, Лоретта?
Арсен громко захохотал, а девушка ощутила, что сейчас вместе со стулом провалится сквозь пол. Никто не знал о ее тайных мыслях, и тем не менее ей стало очень совестно. Как она могла!.. Злость на себя обратилась в злость на шевалье де Вилмарта, который ни в чем, кроме неразделенной любви, не был повинен. Но сейчас Лоретте требовалось куда-то деть скопившееся напряжение.
– Вилмарт, вот как! – пропела она, с вызовом глядя на деда. – Конечно, я обвенчалась бы с ним, будь на то ваша воля, однако раз уж вы спросили моего мнения… Шевалье де Вилмарт – один из самых омерзительных людей, с которыми мне доводилось сталкиваться! Он навязчив и неуважителен. Он пишет ужасающие стихи, которые не стыдится читать дамам при каждом благоприятном и неблагоприятном случае, а значит, он еще и неприличен. Он неуклюж, всегда скверно выглядит и забыл, что следует хоть иногда заходить к портному. Три его камзола уже намозолили мне глаза. А шляпа у него вообще одна-единственная. Если вы мне велите, дедушка, конечно, я выйду за шевалье де Вилмарта, однако в первый же день после свадьбы я либо сама его убью, либо наложу на себя руки. – Лоретта остановилась и перевела дух. – Хотя он не стоит того, чтобы я шла на такие жертвы, поэтому лучше убью его. И даже богатой вдовой не останусь – какая жалость, ведь у него совсем нет денег.
Дед и Арсен переглянулись и громко рассмеялись, брат даже зааплодировал.
– Не могу поверить, что он решился, – буркнула Лоретта и с силой вонзила вилку в куриную ножку.
– Почему? – возразил Арсен. – Напротив, этого следовало ожидать. Он так давно увивался вокруг тебя. Я недоумевал, отчего он не просит твоей руки, но Вилмарт, видимо, просто набирался отваги.
– Надеюсь, вы не рассчитывали, что я соглашусь? – с ужасом спросила Лоретта, переводя взгляд с деда на брата.
– Ну что ты, Лоретта, деточка моя! – проговорил Жером, вытирая выступившие от смеха слезы. – Разве я могу испортить репутацию де Мелиньи, дозволив тебе выйти за придворного шута, с которым не потягаются даже любимые карлики их величеств! За кого ты меня принимаешь, скажи на милость?
Лоретта вздохнула с облегчением. Зная об эксцентричности Жерома, ожидать можно было всякого.
И все же ей не давал покоя один факт: отчего, стоило дедушке заговорить о сватовстве, в ее голове так легко возник образ виконта де Бланко? Пусть и в мыслях, но это была измена Гаспару… Гаспару, который был так внимателен к ней и – что уж тут! – привлекал ее.
На четвертый день пребывания в гостях у маркиза де Франсиллона Дориан осознал, чем ему не нравится Версаль. Для него здесь не находилось дела.
В Бретани он всегда находил, чем заняться. Поместье, где Дориан, по мнению Седрика, вел партизанскую войну, было громадным и требовало неизменного внимания и больших средств. Старый замок, возведенный еще в четырнадцатом веке, когда абсолютно не задумывались об удобствах и о стоимости содержания, за долгие десятилетия, конечно же, обветшал. Отец затеял постройку нового крыла, но не дожил до окончания этого проекта, а Дориан остановил работы, как только смог. Он не был уверен, хватит ли ему средств возвести хотя бы сарай для скота вместо полностью сгнившего прежнего.
Кроме того, приходилось заботиться о людях, обитающих на землях де Бланко. Крестьяне и мелкие вассалы тоже требовали внимания и, разумеется, средств. Предполагалось, что это они должны платить сеньору, но прежде, чем состричь шерсть с овцы, ее надо как следует накормить. Жаль, что Жан-Люк этого не осознавал. Да и отец, по большому счету, тоже. Дориан рассчитывал, что к концу лета, выдавшегося урожайным, дела пойдут в гору, однако пережить зиму все равно будет нелегко. Ему требовалось просчитывать каждый шаг, чтобы вновь привести поместье к процветанию. Ах, Жан-Люк, Жан-Люк…
