– Ты любишь мальчика, – с улыбкой сказал Яков, – и я тоже, несмотря на то что он настроен против меня.
Анна выглядела обиженной.
– Генрих никогда не был бы настроен против вашего величества, если бы…
– Если бы я совершал поступки, которые вызывали бы его одобрение? Ему всего шестнадцать лет, жена. Я немного постарше. И как бы я ни желал угодить тебе и ему, я должен сам принимать решения. Но довольно об этом. Расскажи мне об этой маске. Ведь Джонсон написал прекрасные стихи, верно? Мне нравятся его произведения. И Дэниелса тоже. А что Иниго?
– Вы все узнаете в свое время, – отвечала ему Анна. – И у меня есть для вас сюрприз. Он очень волнуется. Надеюсь, волнение ему не помешает. В конце концов, прошло не так уж много времени с тех пор, как…
– Карл?
Анна недовольно надула губки:
– Ну вот, вы отгадали! Никакого сюрприза не получится!
– Не бойся! Я запрячу эту информацию на задворки своей памяти и буду искренне удивляться, когда увижу его. Мне всегда доставляет удовольствие наблюдать за этим малышом.
Недовольство Анны исчезло, ее лицо преобразилось материнской любовью и стало почти красивым.
– Это чудо! – сказала она. – Не могу выразить, как я благодарна леди Кэри! Она так много ему дала!
– Мы не забудем этого.
– Она уже вознаграждена, но для нее самая лучшая награда – смотреть на него. Я сама не смогла бы сделать больше. Леди Кэри придала Карлу уверенность в себе. Она отдала ему всю свою нежность и любовь. О, Яков, я люблю эту женщину, хотя она узурпировала мое место!
Яков погладил ее по руке.
– Но ты – слишком хорошая мать, чтобы ревновать к ней. Какое это имеет значение? Ее задача выполнена. И я увижу, как маленький Карл танцует на церемонии в честь своего брата, верно?
– Но это же секрет, Яков!
– О да, помню. Никто не удивится больше, увидев Карла танцующим, чем король Англии.
* * *
Принц Генрих, который имел свой отдельный дворец и штат придворных в Ричмонде, ехал на королевской барже в Вестминстер.
Стоял великолепный майский день, и река была гладкая, словно шелк. Луговой сердечник и кукушкины слезки украшали речные берега, а в садах, расположенных у воды, был виден розовый цвет яблонь. Генрих уже не был мальчиком – ему исполнилось шестнадцать: достаточный возраст, чтобы получить первый титул после королевского – принц Уэльский.
В тот день, пока он плыл вниз по реке, в голове его бурлили идеи. Шпили и пирамидальные крыши столичных домов и церквей задевали его за живое. Когда-нибудь он станет правителем этой страны и был решительно настроен сделать ее великой. Он полностью посвятит себя царствованию – будет ревностным, но скромным, будет тщательно подбирать себе министров, отправит в отставку таких людей, как Нортгемптон, которого подозревал в шпионаже на Испанию, как Саффолк и его жена, которые пользовались своим положением, чтобы обогащаться. При его дворе не будет места таким, как Роберт Карр. С другой стороны, его первой заботой будет освободить из Тауэра своего любимого друга сэра Уолтера Рэли. Люди, которые доказали свою значимость для страны, будут его первыми советниками. При его правлении Англия станет совсем другой. И сегодня эта торжественная церемония будет первым шагом к переменам. Жизнь – не стоячее болото! Пока он еще молод, но с этого дня он перестанет быть мальчиком и посвятит всего себя своей стране.
На одной из сопровождающих барж играла приятная музыка. В свите находились лорд-мэр и влиятельные лица Сити. Река кишела и более мелкими судами, поскольку по такому случаю все, кто имел лодки, спустили их на воду, чтобы воздать почести молодому человеку, который, как они полагали, станет когда-нибудь их королем.
Подойдя к Вестминстеру, баржа принца оказалась у мола, известного как Мост Королевы. Он был воздвигнут Эдуардом Исповедником и вел в апартаменты Анны в Вестминстерском дворце. Генрих кивал и улыбался приветствующим его людям, и, когда наконец добрался до личной комнаты матери, та ждала у дверей, чтобы обнять его со слезами гордости на глазах.
– Мой любимый сын! – воскликнула она. – Это действительно самый счастливый день в моей жизни!
* * *
Несколько дней спустя отец представил Генриха парламенту, который собрался, чтобы увидеть, как наследник престола превратится в принца Уэльского.
Как только закончилась торжественная церемония, был подан сигнал к началу представления, и в одном из залов дворца несколько молодых женщин взволнованно щебетали, поджидая своей очереди занять свои места.
Самым красивым придворным дамам было поручено изображать какую-нибудь реку Англии.
Одна из них была гораздо моложе и живее остальных – четырнадцатилетняя графиня Эссекс.
Франсис надоедала своим родителям до тех пор, пока те не позволили ей прибыть ко двору. Хотя ей только четырнадцать лет, напоминала им Франсис, она уже замужняя женщина и, увидев мельком великолепие придворной жизни, сойдет с ума от тоски, если ее принудят снова влачить свои дни в деревне.
Ее отец, граф Саффолк, был снисходителен. Бедняжка Франсис слишком весела, чтобы вести замкнутую жизнь в сельской местности! Пусть едет! Жена согласилась с ним. Она сама рано повзрослела и считала, что участь Франсис тоже будет такова. Девочку благополучно выдали замуж, несмотря на то, что до брачного ложа еще далеко, а муж находится вдали от дома. Пусть поедет ко двору.
Таким образом нимфа реки Ли заняла место среди других и втайне была довольна, уверенная, что сможет привлечь внимание к себе даже среди таких красавиц.
Франсис бесстрастно их рассматривала. Не такие уж они красавицы! Конечно, леди Арабелла Стюарт – очень важная дама. Но она ведь древняя старуха, думала Франсис. Ей, должно быть, лет тридцать пять! Тридцать пять – и не замужем! Бедняжка Арабелла Стюарт! Король глаз с Арабеллы не спускает и не слишком ее жалует из-за близости к трону. Она участвовала в заговорах, и Яков никогда не позволит ей иметь мужа.
«Не хотелось бы мне быть на месте Арабеллы Стюарт, хотя и она и королевской крови», – думала Франсис. Арабелла представляла нимфу реки Трент. Вид у нее был задумчивый – Франсис слышала, что она влюблена в Уильяма Сеймура и твердо решила не упустить его, несмотря на то что король однозначно против этого брака.
Пожав плечами, Франсис выбросила из головы мысли о любовных делах этой старухи. Дела самой Франсис Хауард были – или скоро будут – гораздо интереснее.
Ни одна дама не могла сравниться с ней в красоте. Уж конечно, не Элизабет Грей, которую выбрали нимфой реки Медуэй только потому, что она была дочерью графа Кентского, и не графиня Арандельская – нимфа Арана. Из всех привлекала внимание принцесса Елизавета, которая представляла нимфу Темзы. «Но и то лишь потому, что она королевская дочь», – с презрением заверяла себя Франсис.
