– Не волнуйся, святой отец! – отвечал на это с веселой улыбкой князь. Хорошо – Все мы видели, как злодеи разбежались! А теперь устроим праведный суд и жестоко покараем всех, крамольников, задержанных во время беспорядков!
Узнав о желании князя «устроить праведный суд», бояре откровенно перепугались. Князь, к тому же, перестал созывать боярские советы и действовал самолично. Получив сведения от наушников о том, что бояре втайне от него устраивают сборища, он, не пожелав проявить доброй воли и собрать брянскую знать, чтобы выяснить причины их недовольства и помириться, лишь озлобился и стал думать, как от них избавиться. – Отослать бы их всех в отдаленные городки, а сюда бы призвать только преданных мне смолян, – размышлял он про себя. Несмотря на то, что эту сокровенную мысль князь никому не высказывал, брянские бояре все-таки почувствовали возникшую для них угрозу. Они, собравшись все вместе, пошли на совет к брянскому епископу Нафанаилу. Тот, выслушав обеспокоенную знать, пообещал поговорить с князем. Но последний, убаюканный легкой прошлогодней победой над бунтовщиками, требовавшими «княжеского слова» и «серебра вдовам убитых охотников», согласился лишь с одним – перенести суд над сидящими в темнице мятежниками лишь на более поздний срок.
Бояре, узнав об отсрочке суда, несколько успокоились. – Вот уедет князь летом в Орду, может там и образумится! – рассудили они.
И в этот раз князь Василий недолго пребывал в Сарае. Ему снова удалось застать хана Джанибека, побывать у него на приеме и, добившись похвалы хана за своевременную доставку серебра, мехов и прочих подарков, отбыть назад в Брянск.
Правда, хан задал брянскому князю один неприятный вопрос о недавнем мятеже и тем самым дал понять своему даннику, что он хорошо осведомлен о событиях в Брянском уделе. Князь Василий тогда ответил, что жестоко покарал «воров, которые посягнули на его заповедный лес, а потом разогнал их родичей, пытавшихся устроить беспорядки». – Сейчас я готовлю праведный суд над остальными мятежниками! – добавил он.
– Если подавил крамолу, тогда сразу же казни всех злодеев! – сказал ему хан с усмешкой. – А если с этим делом затянул, тогда жди большей смуты! Ты лучше возьми выкуп с родственников тех злоумышленников и сразу же отправь вырученное серебро ко мне в Сарай!
Но брянский князь не прислушался и к этим, ханским, словам. Он лишь только еще больше озлобился и решил беспощадно расправиться со всеми уцелевшими бунтовщиками. Вернувшись в Брянск, он поручил своему мечнику Сотко Злотковичу срочно готовить суд, однако тот, войдя в сговор с остальными боярами, всячески затягивал это дело. В конце концов, когда князь уже больше не хотел ждать и потребовал немедленно «собрать всех бояр и людей святой церкви», судить оказалось некого! Произошло доселе неслыханное! Тюремные стражники не пожелали исполнять свой долг и не только выпустили «злодеев» из темницы, но сами ушли с ними!
Княжеский гнев был безграничен! Он немедленно отстранил мечника Сотко Злотковича от должности и назначил на этот пост своего дружинника – тридцатилетнего Давилу Суворовича. Тот никогда не имел дел с тюрьмами, стражниками и узниками, поэтому совершенно развалил всю работу. И остальные стражники, доселе преданные князю, но напуганные его угрозами, разбежались. Темницы опустели, и все осужденные оказались на свободе. Некоторое время в городе стояла мертвая тишина. Закрылись купеческие лавки. Опустели торговые ряды городского рынка. Князь встревожился и решил сам объезжать со своей дружиной словно бы обезлюдевший город…И вдруг, как только наступили холода, все пришло в оживление. По улицам забегали «калики перехожие», мальчишки и юродивые, криками предвещавшие беду и хулившие брянского князя. Горожане собирались в темных местах в кучки и оживленно что-то обсуждали. Откуда-то пошли слухи о якобы приближающемся к городу литовском войске. Горожане открыто выражали свои симпатии великому литовскому князю Ольгерду. Однажды князь Василий, пересекая со своей конницей Красную площадь, заметил небольшую толпу, собравшуюся возле Спасского собора, и дал знак своим дружинникам медленно проследовать туда. Увидев князя, горожане разбежались. Вдруг неожиданно, из-за храма раздался резкий крик: – Слава Роману Молодому! Стыд и позор Василию Смолянину!
Брянский князь пришпорил коня и, объехав собор, увидел стоявшего у церковной стены юродивого. Тот гримасничал, махал руками а, увидев князя, не испугался, и снова закричал: – Вот он тут, Васька Смолянин! Он не князь, а московский слуга!
Князь Василий поскакал к дурачку. – Зачем ты говоришь такие крамольные слова?! – сурово вопросил он, приблизившись. – Неужели ты совсем потерял голову, если хулишь своего князя?!
– Ты не князь, Васька! – крикнул со смехом юродивый, скорчив и без того препротивную рожу. – А наш законный князь – Роман Михалыч Молодой!
– Он же – литовец и названный сын поганого князя Ольгерда! – прохрипел князь, приходя в ярость. – Ты хвалишь чужеземного врага?!
– Ты сам враг, злобный Васька! – взвизгнул дурачок. – Слава Литве и могучему Ольгерду! Слава Роману Молодому!
– Слава, слава Роману Молодому! – понеслось по городу, и князю показалось, что зашумел, закричал весь Брянск.
– Ах ты, вор и бесстыжий разбойник! – вскричал брянский князь, выхватывая из-за пояса свой тяжелый меч и обрушивая его на голову несчастного дурачка.
– Э – эх! – только и успел выдохнуть тот, рассеченный едва не надвое, падая на сырую землю.
Конные дружинники, стоявшие за спиной князя, перекрестились. – Вот какой грех! – буркнул седовласый Радята Чурилович, служивший еще князю Василию Храброму. – Теперь будет беда!
Князь повернул своего коня и быстро поскакал к городской крепости. Дружина последовала за ним.
На следующий день, к рассвету, город был разбужен колокольным звоном. Со всех церковных колоколен гудел тревожный набат, призывавший горожан на борьбу.
На этот раз князь решился прибегнуть к боярскому совету. – Эй, Типко! – крикнул он, проснувшись от колокольного звона. Мальчик-слуга вбежал в княжескую спальню и, увидев полуголого, лежавшего рядом с ключницей Шумкой князя, опустил глаза. – Беги же, Типко, – распорядился князь, – к моему огнищанину: пущай собирает боярский совет! И позовите владыку. А сюда пусть немедленно придет мой тиун! И давай ко мне Белько!
Постельничий Белько пулей влетел в княжескую опочивальню с ворохом одежды. Не обращая внимания на раздетую, накидывающую на себя халат Шумку, он поспешно стал натягивать на князя теплую, греческой ткани, рубаху…
Когда княжеский тиун, он же воевода, Борил Воятович, недавно назначенный князем на место опального Супони Борисовича, вошел в княжескую опочивальню, князь был уже одет и готов идти на боярский совет. Увидев своего тиуна, он весело сказал: – Молодец, мой славный Борил: ты пришел вовремя!
