«Ты желаешь другого». Урчанье потонуло в грохоте недовольства.
«Третье», продолжала она, не потрудившись ответить, «Я не нахожу твои мужские уловки даже отдалённо интригующими. Ты не мой тип…»
«Зато Адам точно твой, а?» Его челюсти сжались, а эбеновые глаза полыхнули.
«Чуть больше, чем ты», солгала она, думая о том, что если она сможет убедить его в этом, возможно он оставит её в покое.
«Ты его не получишь. Ты моя жена, нравится тебе это или нет. И ты не сделаешь из меня рогоносца…».
«Тебе стоит поволноваться по этому поводу».
«Возможно, я мог бы». Быть может, он уже волновался, и у него не было даже лёгкого намёка почему.
«Хорошо, я не могу».
«Я, что, такой неприятный?»
«Да».
Он пристально посмотрел. Изучил комнату. Уставился на балки на потолке. Нигде не парил таинственный ответ на это.
«Девушки всегда находили меня более чем привлекательным», наконец, сказал он.
«Может, в этом часть твоей проблемы».
«Простите?»
«Мне не нравится твоё отношение».
«Моё отношение?», безмолвно отозвался Хоук.
«Точно. Так что убирайся с моей кровати и с глаз моих, и больше ни слова мне этой ночью».
«Ты самая чертовская девчонка из всех, кого я когда-либо встречал».
«А ты самый ничтожный, неисправимый прохвост из всех мужчин, с которыми я имела неудовольствие когда-либо встретиться».
«Откуда у тебя подобные мысли обо мне?», изумился он.
«Начнём с того, что ты был слишком пьян, чтобы появиться на собственной свадьбе».
«Гримм сказал тебе? Гримм не мог сказать тебе это!»
«Чума на всех мужчин вместе взятых». Эдриен закатила глаза. «Всё, что он мне сказал, было, что ты разбирался с каким-то мятежом. В желудке, как я не догадалась. У горничной, что показала мне эту комнату, было достаточно времени, чтобы всё мне рассказать. Слово за словом о том, как ты и три бочонка вина и три женщины проводили неделю перед нашей свадьбой, пытаясь… ну ты знаешь» – Эдриен пробормотала непонятное слово – «твои мозги вообще».
«Что мои мозги вообще?»
«Ты знаешь». Эдриен закатила глаза.
«Боюсь, нет. Что там за слово было?»
Эдриен резко на него посмотрела. Он, что, дразнил её? Его глаза светились озорством? Эта полуулыбка, изгибавшая его красивый рот, могла безусловно растопить рубашку, что она сжимала, не говоря уже об её воле. «Очевидно это удалось одной из них, потому что если у тебя осталось хоть чуточку мозгов, то ты уберёшься с моих глаз сейчас», отрывисто говорила она.
«Их было не три». Хоук проглотил свой смех. «Нет?»
«Их было пять».
Челюсти Эдриен сжались. Она отогнула ещё один палец. «Четвёртое – это был брак только по названию. На время».
«Бочонков вина, я имел ввиду».
«Не смешно».
Его смех раскатился мрачным и опасным эхом. «Хватит. А сейчас мы будем считать правила Ястреба». Он выставил руку и начал отгибать пальцы. «Первое, ты моя жена, таким образом, ты во всём мне повинуешься. Если я говорю идти в мою постель, то так тому и быть. Второе» – его вторая рука поднялась и она вздрогнула, почти уверенная, что он её ударит, но он крепко сжал её лицо и посмотрел ей пристально в глаза – «ты будешь держаться подальше от Адама. Третье, ты оставишь все отговорки и будешь наслаждаться браком со мной – публично и наедине. Четвёртое, пятое и шестое, ты будешь держаться подальше от Адама. Седьмое – он сдёрнул её с кровати и с ног одним стремительным движением –«ты чётко мне объяснишь, что такого неприятного ты нашла во мне, после того как я займусь с тобой любовью, и восьмое, у нас будут дети. Много. Может, дюжина. Возможно, я буду держать тебя постоянно толстой, ожидающей малыша, с пункта номер четыре».
Глаза Эдриен округлялись всё больше и больше, пока он говорил. К моменту, когда он подошёл к вопросу о детях, её уже почти полностью охватила паника. Она собирала свои разбросанные крохи ума в поисках наиболее действенного оружия. Что сказать этому мужчине, чтобы удержать его на расстоянии. Его эго. Его огромное эго и мужскую гордость. Она вынуждена использовать это.
«Делай, что хочешь. Буду просто думать об Адаме». Она подавила зевоту и принялась рассматривать свои ногти.
«Ты будешь просто думать об Адаме!»
Он потёр подбородок, всё ещё не веря в услышанное, пока рассматривал видение перед своими глазами, едва одетое в облако прозрачной пены. Серебристо-белокурые волосы разметались вокруг самого красивого лица из всех когда-либо им виденных. Её лицо было в форме сердечка, подбородок изысканный и удивительно волевой. Её губы были полными и бархатисто сочными, и у неё были пронзительно серебристо-серые глаза. Она была дыханием страсти, и, похоже, не имела ни единого понятия о собственной красоте. Или не волновалась по этому поводу. Вожделение сжало его в жёсткий кулак и сдавило. Его эбеновые глаза сосредоточенно сузились. У неё была кремовая кожа, прекрасные плечи, тонкая талия, сладкие блики бёдер и ног, и всё это поднимало его на небеса. Эта красота выжигала на нём тавро, заявляла на него свои права. Девушка была абсолютным совершенством. Хотя Хоук не был суеверным мужчиной, желание Гримма на падающую звезду выбрало именно этот момент, чтобы всплыть на поверхность в его голове. Что в точности Гримм сказал?
Он пожелал Ястребу встретить женщину с «умом и мудростью»; умную женщину.
«Ты умеешь складывать в уме?» резко спросил он.
«Веду бухгалтерские книги как профессионал».
«Ты пишешь и читаешь?»
«На трёх языках свободно, ещё на двух достаточно хорошо». Это было основной причиной того, что она смогла сымитировать так хорошо их провинциальный акцент и убедить всех, что она была Сумасшедшей Джанет Комин. Хотя некоторые слова и выражения, которые она употребляла, казались им странными – они на самом деле полагали, что она тронутая – она слегка подучилась во владении Комина, ассимилируя картавость с лёгкостью ребёнка. У неё всегда был слух на языки. Кроме того, она смотрела все снятые серии Горца.
Хоук простонал. Второй частью желания Гримма было, чтобы женщина была прекрасной и лицом и телом. На этот счёт вопросов не имелось. Она была Венерой, неприкрашенной, проскользнувшей в его мир, и у него было ноющее предостережение, что его мир не будет больше прежним.
Итак, первых два требования, что пожелал Гримм, выполнены. Женщина обладала и умом и чарующей красотой.
И последнее требование , которое Гримм точно определил, что касалось Хоука больше всего: великолепное НЕТ на чудесных губках…Не было такой женщины, которая сказала бы нет Ястребу.
«Девушка, я хочу тебя», сказал он беззащитным, хриплым голосом. «Я буду любить тебя самым немыслимым образом, как никто ещё не делал этого с тобой по эту сторону Валгаллы. Я могу вознести тебя на небеса и заставить захотеть больше не спускаться на землю. Позволишь взять тебя туда? Ты хочешь меня?» Он ждал, но уже знал, что за этим последует.
