Ознакомительная версия.
Постепенно Елизавета начала понимать, какое странное существо досталось ей в супруги. Александр казался колоссом на глиняных ногах. Он был совершенно в себе не уверен. И при этом постоянно тщился убедить окружающих, что более уверенного человека не существует. Он был весьма любезен с женой, но при том не переставал ее обманывать. Таких мужчин французы называют papillon – мотылек. Об их любовных похождениях говорят: «Il virevolte comme un papillon» («Он порхает, как мотылек»). Александр именно что порхал, легко перелетая от одного увлечения к другому, легко одерживая победу – но не пользуясь ее плодами. Его интересовали только цветы. Он мог ухаживать за несколькими женщинами сразу, причем с каждой был искренен. Ходили слухи, что он невероятно увлекся прекрасной Луизой Прусской, и его чувство оказалось взаимным. А еще говорили, что Александр сознательно и расчетливо, во имя союза с Пруссией, свел с ума эту синеглазую, с великолепными, пышными пепельными волосами, красавицу, обделенную общением с поистине умными и обольстительными мужчинами. В конце концов, прусская государыня настолько увлеклась молодым русским императором, что делала ему некие авансы. Настолько щедрые, что Александр по ночам накрепко запирал двери в свои апартаменты, чтобы, не дай бог, не впасть в искушение и не согрешить.
И все-таки он грешил, да еще как!..
* * *
– Ваше величество, у вас превосходное платье, которое еще лучше оттеняет вашу нежную красоту! – повторила Мария Нарышкина. – А как оно облегает вашу тоненькую фигурку! А я, бедная, принуждена теперь носить только широкие балахоны и ходить распустехой. Я беременна! А поскольку мы с вами знаем от кого, неудивительно, что я считаю себя самой счастливой на свете!
Елизавета опустила глаза. Ну да, она знала, что Нарышкина снова беременна от императора Александра...
Значит, им мало одной Софии, которую Марья Антоновна родила два года назад. Им нужны еще дети.
А ей, императрице? Разве ей они не нужны?!
Но ведь зачать невозможно без мужчины, без мужа. У Нарышкиной их два – ее собственный и муж императрицы.
Елизавета почувствовала, как кровь совсем отлила от лица. Наверное, теперь она похожа на мраморную статую. Вернее, на ледяную.
Нарышкина взглянула в ее застывшее, непроницаемое лицо и отошла с торжествующей улыбкой. Князь Михаил Илларионович Кутузов, вояка, жмуря свой единственный глаз, смотрел ей вслед.
– Женщин стоит любить, раз среди них есть особа столь привлекательная! – донесся до Елизаветы его пронзительный голос, и она отвернулась.
Кутузов ей не нравился, хоть и был полководцем, очень возможно, великим. Но Елизавета не могла забыть, как еще при жизни императора Павла Кутузов прилюдно снял со своей жены роскошный жемчуг и отдал его французской певице мадам Шевалье, фаворитке государя и его верного слуги, графа Ивана Кутайсова... Впрочем, мадам Шевалье была, как говорится, ко всем добра, даже Александру строила глазки. И Елизавета помнила, как вдруг запылал холодным бенгальским огнем ее супруг...
Его могла зажечь любая, только не она, не жена его!
Ну почему, почему она не может поступить так же, как поступает муж?! Почему она не бросилась искать утешения в чужих объятиях, хотя знала, что многие мужчины смотрят на нее с восторгом? Например, на недавнем выезде в Царское Село какой-то высокий кавалергард уж так пялился, так пялился... Елизавете чудилось, что с той стороны, где он стоял, у нее щека загорела, словно она слишком надолго повернулась к солнцу.
Елизавета запомнила незнакомца, потому что он был очень красив. Это и понятно – в кавалергардский полк брали только исключительных, отборных молодцов! Однако красота его оказалась совсем иной, нежели красота богоподобного Александра, покинувшего жену ради другой женщины. Этот юноша – на вид лет двадцати пяти, не старше самой Елизаветы – был не гордый, не надменный. Он был... добрый. С хищным профилем, с темными, дерзкими губами и еще более дерзким взглядом пламенных черных глаз – а все-таки добрый. И застенчивый. Когда их глаза встретились, он покраснел, будто невинная девица!
Странно он как-то смотрел. А может, не странно, а презрительно? Может, он знал, что императрицу бросил муж, – вот и поглядывал пренебрежительно, понимая, что ее, маленькую, тоненькую, невзрачную, совершенно не за что любить. То ли дело роскошная Нарышкина, при виде которой все теряют дар речи или изрекают пошлости! А Елизавета... брошенная жена! Ничтожество.
Она постаралась больше не думать о красавце-кавалергарде, как вдруг... как вдруг столкнулась с ним лицом к лицу. На сей раз это произошло не во дворце, а в доме княжны Натали Шаховской, подруги и бывшей фрейлины Елизаветы. В ближайшее время Натали должна была стать княгиней Голицыной, и Елизавета решила навестить ее накануне свадьбы.
– Позвольте представить вам моего кузена, – торопливо сказала Натали, украдкой пихая в бок молодого человека, который при виде государыни превратился в соляной столб. – Это Алексей Яковлевич Охотников. А тебя, Алексис, прошу помнить, что это частный визит. Совсем незачем тянуться во фрунт перед дамой!
Голос Натали дрожал от еле сдерживаемого смеха. Она вообще любила посмеяться, а кузен Алексис оказался на редкость удачным объектом для насмешек. Вот уже семь лет он живет в Петербурге и находится под присмотром своей бойкой светской кузины, служит благодаря протекции ее и ее жениха в самом блестящем полку, бывает при дворе, однако не разучился столбенеть от робости при виде хорошеньких женщин. А между тем они при виде его вовсе не столбенели, а начинали страшно суетиться. Ого, как дамы бегали за ним! Натали это отлично знала – сколько раз ее дружбы вдруг начинали искать весьма важные особы. И все ради того, чтобы свести знакомство с Алешкою. Ну что ж, он недурен собой, ничего не скажешь. Хотя Натали видела мужчин и покраше. Все дело в этих его чертовских глазах. А он словно и не знает их силы, так и норовит потупить, отвести в сторону. Впрочем... от императрицы он их как раз не отводит!
Натали почуяла неладное и испугалась, как бы Елизавета, которая последнее время не выносила повышенного внимания к своей особе, не обиделась на Алешку.
– Мадам, не будьте так уж строги к несчастному деревенщине, – сказала она со своей шаловливой усмешкой, против которой, Натали знала, никто не мог устоять. – Я вот уже седьмой годок пытаюсь его обтесать, да никак не удается. Каким он был воронежским помещиком с тремя тысячами душ, таким и остался. Сам бы он, конечно, ни за что не решился променять милую его сердцу глушь на столицу. Пусть спасибо скажет Пьеру – это мой второй кузен, – пояснила она, – своему братцу. Ах, царство ему небесное! – Натали перекрестилась – без малейших, впрочем, признаков горя. – Пьер не выдержал петербургской сырости. Не сомневаюсь, что Алешка тоже очень скоро заплесневел бы в своем Сенате, где он пристроился на должности регистратора, да, к счастью, нам с князем удалось оказать ему протекцию. Умоляю вас, мадам, взгляните на эту нечастную физиономию. Вдруг да увидите его на параде или в карауле – и узнаете своего знакомца!
Ознакомительная версия.
