— Пройдемте дальше, мадам, мне хочется осмотреть весь сад.
Ей стало ясно, чего он добивается. Она была вся натянута, как тонкая струна. Сделав несколько шагов, она вдруг почувствовала его горячие губы на своих губах и его жадный язык, силившийся разомкнуть их… Так же неожиданно он выпустил ее из объятий.
— Мне надо идти. Ровно через час я пришлю за вами экипаж. А теперь нам бы надо выйти к гостям для прощания. А вашего любезнейшего мужа мне хочется еще и поблагодарить отдельно…
Действительно, не прошло и нескольких минут, как гости разъехались. Не ожидая мужа, Валентина кинулась наверх, в спальню. Яна ждала ее.
— Дать вам попить чего-нибудь тепленького, мадам? Вы выглядите такой усталой! Слава Богу, гости не стали засиживаться!
Яна принялась стелить постель, что-то бормоча себе под нос. Она втихомолку негодовала, что графине пришлось развлекать гостей за столом после целого дня таких испытаний.
— Я уезжаю, — сказала Валентина, садясь к зеркалу. Она взглянула туда и вдруг, повинуясь неясному импульсу, стерла со щек румяна. Теперь лицо ее стало неестественно бледным в колеблющемся свете свечи.
— Уезжаете? Но как же, мадам, ведь время спать! Вам надо отдохнуть!
— Это королевский приказ. Или полукоролевский, в зависимости от того, считать ли Мюрата полным королем. Мне предстоит ужинать с маршалом. Знаешь ли, Яна, кто это такой? Боюсь, что не знаешь. О, это большой человек! Полководец, храбрец, да к тому же женат на сестре императора! Белые розы были от него — вспомнила теперь?
Яна не сразу откликнулась. Она не была дурочкой и прекрасно понимала, что означают приглашения на ужин без мужа. А ведь по всему было видно, что господин, пославший цветы, не стал бы брать в такую компанию графа Грюновского.
— Он вам нравится, мадам? Как он, приятный мужчина?
— О да, — едко заметила Валентина. — Надеюсь, он еще и способен понять женщину… Впрочем, сомнительно. Ну ладно, подай мне голубое вельветовое платье, то, закрытое до горла. Мне надо переодеться. В этом платье я сама себе противна.
— Если вам не хочется ехать, — осторожно сказала Яна, — я, пожалуй, скажу внизу, что вы заболели. Может, вы передумаете? Не надо делать это через силу. Ей-Богу, я пойду и скажу за вас…
— Ты мне не сможешь помочь, милая, — невесело улыбнулась Валентина. — И никто мне не поможет, за исключением, быть может, самого Мюрата. В конце концов я могу просить его о поддержке. Он достаточно могуществен, и для него нет препятствий…
— О чем же вы станете ему говорить, мадам? — спросила Яна, борясь с застежками на платье Валентины.
— Я попрошу его защитить меня и сестру от графа, — бросила Валентина. — Неужели ты думаешь, что мне Мюрат нужен как любовник? И что я делаю это втайне от мужа? Нет, моя дорогая, он сам подложил меня, подло подложил Мюрату, чтобы я в постели выведывала разные вещи и передавала графу и его честным друзьям! Я отказалась сперва, и ты видела, к чему это привело — вчера… Он угрожал смертью моей сестры, и я знаю, что он выполнит угрозу. Еще утром я собиралась бежать из этого дома послезавтра. Но сейчас уже нет времени. Мне казалось, что до рандеву с Мюратом у меня есть еще день-другой. За это время мы добрались бы до Чартаца, до Александры. Вдвоем с ней мы сумели бы избежать преследований графа. Я только не думала, что все произойдет так скоро. Но я сделала свой выбор. Я поеду этой ночью к Мюрату и отдамся на его милость. Если в нем сохранилась хоть капля чести или милосердия, он сжалится надо мной!
— На этом свете все имеет цену, мадам, — вздохнула Яна. Своим крестьянским умом она хорошо понимала, что вряд ли кто станет помогать ближнему своему задарма. Ее несколько приземленные представления о целомудрии и чести базировались на практическом подходе. Всю свою жизнь она видела, как торгуют крепостными крестьянами, отбирают у них детей, наказывают розгами или просто барину захочется позабавиться с девкой…
— Я заплачу, если потребуется, — просто ответила Валентина. — Торопись, скоро за мной приедет карета.
И вот тряпье кокотки уже свалено в кучу на полу; снят медальон с бриллиантом, и вместо него на шею ложится жемчужное ожерелье, оставшееся Валентине от матери. Темно-голубое платье наглухо закрыто, и прекрасные плечи и грудь Валентины спрятаны под плотной материей. Длинный плащ цвета сапфира покрывает фигуру, оставляя лицо ее в строгом обрамлении высокого воротника…
Валентина чувствовала себя ужасно измученной. Ломило виски, а невыплаканные слезы жгли глаза и, казалось, от любого неосторожного слова готовы были хлынуть ручьем. Что он собою представляет, этот грубый, со звериными ухватками мужчина, который бесцеремонно набросился на нее с поцелуями, так, как будто она была девкой-горничной? Какой помощи она может ждать от него, кроме как самой помочь ему — утолить его плотский аппетит? Она не знала, с чего же ей начать. Она ведь ничего не знала о любви, вся любовь помнилась ей в форме чего-то унизительного, болезненного, грубого, не приносящего ни нежности, ни наслаждений. Она вся сжималась от отвращения при одном лишь грубом, властном прикосновении Мюрата. Он обращался с женщиной как мужлан. И она собиралась отдаться этому мужику и готовилась вынести с ним все то же, что перенесла с мужем, за исключением (она Бога молила об этом) тех извращенных штучек, которыми он так часто любил забавляться и превращал этим их ночь в кромешный грех… При одном воспоминании об этом ее решимость несколько поуменьшилась. Она в изнеможении прислонилась к высокой спинке кровати… Но миг слабости прошел. «Вперед, или Александру убьют!» Да, граф Грюновский пойдет на все… Оставалось только ехать на этот конфиденциальный ужин, и все, что в ее силах, — это вызвать к себе сочувствие Мюрата. Может быть, он окажется столь благороден, что ничего не потребует взамен своей поддержки. На это была вся надежда.
— Яна, — велела она, — сходи вниз и посмотри, не подъехала ли карета маршала. Уже время.
Девушка вернулась скоро. Она замешкалась в дверях, как бы нехотя оставляя проход для госпожи.
— Карета стоит внизу, — тихо сказала Яна. — Я сказала, что вы сейчас спуститесь. Граф стоит у входа, — добавила она в недоумении от происходящего.
— Спасибо, Яна. Не жди меня сегодня ночью, а лучше собери свои вещи. Если все пойдет так, как я задумала, я за тобой пришлю.
— Доброй ночи, мадам. Бог вам в помощь, а я буду готова.
Валентина сошла вниз по скрипучей лестнице. В холле внизу горели все свечи; посреди холла стоял граф Грюновский в плаще и шляпе, словно тоже собираясь наружу. Услышав скрип ступенек, он взглянул снизу на Валентину.
