— Вы хотите на площади перед дворцом губернатора палить из мушкетов? Или даже из этого… из фальконета? — с ужасом спросила Бонни. Потом она посмотрела, как заряжается маленькое орудие, и пришла в восторг. — Площадь будет полным-полна рабами, включая женщин и детей. Вы можете устроить кровавую баню своим «громом».
Джеф кивнул:
— Мы постараемся обойтись без жертв. Люди будут просто разбегаться, спасаться…
— От чего спасаться? — спросила Бонни.
— Ну, от грома! — воскликнул Джеф так, словно она туго соображала. — Бонни, для начала нужно, чтобы раздался адский гром, а ядро попало в лестницу губернаторского дворца…
— Там могут сидеть люди! — возразила девушка.
— Значит, в стену дворца. Там будет видно, Бонни. Тебе придется решать, куда ты будешь стрелять…
— Я? — Глаза Бонни стали огромными. — Вы хотите, чтобы я выстрелила из этого младенца?
Джеф снова кивнул.
— Кто, если не ты? — спросил он. — У тебя большой опыт. Ты — самый лучший канонир, которого когда-либо видели такие люди, как Сигалл и Санчес. Если кто-нибудь и сможет точно прицелиться из этой штуки, то только ты.
Бонни глубоко вздохнула. Она хотела сразу же сказать «нет», однако затем решила пока что по крайней мере выслушать Джефа.
— Теперь еще раз, Джеф, и очень медленно. Вы планируете поставить эту пушку где-то на площади?
— На краю площади, — пояснил Джеф. — На повозке. Спрячем ее под одеялами, а вокруг посадим дюжину наших людей. И тебя. Так что, Бонни, все это будет выглядеть совершенно безобидно, словно мы забрались на повозку, чтобы лучше видеть. Когда пушка будет стоять на возвышении, у тебя будет прекрасное поле для обстрела. Как только загорится костер, ты выстрелишь из этого «ребенка». Все перепугаются, когда прозвучит пушечный выстрел. Потом ядро попадет во дворец. Кстати, это хорошая идея — влепить ядро в фасад. Полетят осколки, обломки камня, люди закричат, побегут в разные стороны, и в этот момент Макандаль сможет скрыться. Он побежит в направлении порта. Наши люди поймают его, собьют с него огонь и вместе с толпой скроются.
— А пушка? — спросила Бонни.
— Она исчезнет вместе с повозкой, — сказал Джеф. — Но это уже не твоя забота, Бонни. Ты сможешь убежать сразу же после выстрела, если не захочешь остаться с нами. Я по-прежнему считаю, что ты должна присоединиться к нам. С ребенком Симы. Она права: малышка должна расти свободной.
Бонни снова хотела сказать ему о том, что у Намелок есть отпускная грамота. Но разве он станет слушать ее сейчас, если не сделал это два предыдущих раза? Она подавленно помолчала, затем еще раз осмотрела пушку и прицелилась. Это было легко. Бонни в лунном свете направила пушку на одно из мангровых деревьев. Очень жаль, что она не могла опробовать эту штуку прямо сейчас.
— Если я промахнусь, то убью людей, — тихо сказала девушка.
Джеф покачал головой.
— Ты не промахнешься! — воскликнул он. — Именно так я и сказал остальным. Если и можно на что-либо положиться, так только на меткость Бобби. И даже если… даже если мы будем вынуждены понести жертвы… От Макандаля зависит будущее этой страны. Если он погибнет, на следующий день тысячи черных смогут подтвердить, что он, крича, умер в огне. А это будет означать конец революции. Мы никогда не станем свободными, Бонни!
Девушка молчала. Она думала о Намелок. Легко говорить о жертвах, когда самому нечего терять…
Джеф вздохнул.
— Если ты этого не сделаешь, — сказал он затем, — тогда, наверное, это придется сделать мне.
— Тебе? — удивилась Бонни. — Но ты же никогда не был хорошим стрелком…
И это было правдой. Джеф презирал смерть, был первоклассным фехтовальщиком и мастером ближнего боя. Он умел быстро заряжать огнестрельное оружие и палить из него, однако метким стрелком никогда не был.
Сейчас он пожал плечами:
— Бонни… Ты или я, или кто-нибудь другой, но все равно кто-нибудь выстрелит из этого фальконета двадцатого января. Он попадет во дворец губернатора, или в лестницу, или в отряд жандармов, или в группу рабов. Мы хотели бы, чтобы обошлось без крови, но если придется… Макандаль сбежит с этого костра, не будь я Цезарем!
Бонни ухмыльнулась.
— Да у тебя ведь другое имя, — пробормотала она. — Ну ладно, ты меня убедил. Бобби в день казни будет на вашей повозке.
Бонни в эту ночь повезло. Когда девушка пробралась назад в свою комнату и уже хотела закрыть за собой дверь, она увидела, как по боковой дорожке, шатаясь, бредет Леон. Очевидно, после маленького праздника свободы он сходил в город, чтобы выпить с друзьями в одном из портовых кабаков. Это был его первый выход в город в качестве свободного человека, первый раз, когда ему никого не нужно было спрашивать, прежде чем покинуть свое жилище. Бонни улыбнулась. Наверное, Леон теперь каждому жандарму тыкал в нос свою отпускную грамоту. А Бонни, Сабина и Амали ничего не заметили, поскольку были заняты на вечернем приеме у Дюфренов.
На следующее утро Бонни с сожалением расскажет Амали о том, что не встретилась с Леоном вечером, а Амали уже спала, когда она хотела забрать Намелок.
Бонни закуталась в одеяло. Она уже сейчас дрожала, думая об опасном предприятии, принять участие в котором ее уговорил Джеф. Казалось, духи, по крайней мере, до этого времени, были на их стороне.
Двадцатого января военные уже с утра стали сгонять публику на площадь перед правительственным зданием. Некоторые чернокожие, приехавшие сюда из самых отдаленных частей колонии, даже ночевали там под бдительным надзором своих надсмотрщиков. У рабов был подавленный вид, они сидели тихо, и, конечно, никто из них даже не думал о том, чтобы сбежать. Арест Макандаля лишил их мужества. Кроме того, рабам, конечно, пришлось идти всю дорогу пешком, и они совершенно выбились из сил. Полевые рабы привыкли к подобным нагрузкам, однако в этот день сюда пригнали также многих домашних слуг. В конце концов, они в первую очередь несли ответственность за отравления.
В течение дня сюда подходили группы рабов из близко расположенных плантаций. Казнь была назначена на вечер — что было очень хорошо для повстанцев. Если им повезет, действительно будет и гром, и молния. Гроза была весьма вероятной, потому что небо было затянуто облаками, через которые не пробивались солнечные лучи.
На площади царила напряженная атмосфера.
В доме доктора Дюфрена настроение было подавленным. Возник скандал с представителями власти, когда Виктор, ссылаясь на то, что его слуги — свободные люди, отказался заставлять своих чернокожих идти на площадь перед губернаторским дворцом. В конце концов он вынужден был поддаться упорному давлению со стороны семьи и общества и заявить, что он вместе с губернатором, отцом и братом будет присутствовать на казни. Дюфрены накануне приехали из Нового Бриссака и Роше о Брюм — Жером прибыл с женой и ребенком, которых он собирался взять с собой на этот спектакль. Виктор не смог скрыть отвращение по этому поводу и был рад, что его родственники ночевали не у него в доме, а во дворце губернатора.
