Ознакомительная версия.
– Нет, ты слыхал, Антипка?! Он сказал: уважать! – худой мужик в рваном полушубке потряс соседа за отвороты вытертого пальто. Тот раздраженно вывернулся, вытянул кадыкастую шею, боясь пропустить хоть слово из сказанного на пороге.
Впрочем, Петя, кажется, более говорить не собирался. Да и нужды не было.
Мужики возбужденно загомонили все разом, перебивая друг друга.
– Да мы за уважение завсегда… с нашим… не сумневайтесь!
– Фельшала бы сюда трезвого!
– Это правда! Детишки к весне мрут, сил нет, я уж с осени двоих схоронил, еще один болен, баба того гляди ума лишится!
– Лавку мясную на пост закрыли, а на рыбу в три раза цену подняли! Что ж это за закон такой?!
– Штрафы бы списать хоть наполовину! Да хоть на треть!
– Десятник, как что не по нему, так сразу – в зубы! Что мы ему – каторжники, что ли?
– Надо, чтоб разбирался кто-то, если человеков непонимание промеж вышло…
– Выбрали ж комитет, пускай он…
– Дак тот комитет инженер на порог не пустил! И Ивану Парфеновичу, небось, не передал!
– Да ты догадай! Кого Иван Парфенович слушать станет: комитет ентот или Печиногу? Догадал?
Петя слушал крики с больной улыбкой, которую расходившиеся рабочие попросту не замечали. Когда вопили особенно пронзительно, морщился, словно стреляло в ухе. Толпа росла. Затесавшиеся в толпу крестьяне, легко отличимые от рабочих по виду одежды и окладистым бородам, слушали молча и внимательно. Сами не встревали.
Наконец пожилой, трезвый и разумный на вид рабочий придумал обратиться напрямую.
– Скажите ж нам, Петр Иваныч! Как вы про все это думаете? До сего дня мы полагали, что вы батюшкину линию держите. Одна, так сказать, рука. А нынче что ж? Или народу померещилось? Вы уж разъясните сразу, чтоб нам в помрачение не впасть…
– Отец мой – сильный хозяин, – осторожно, явно обдумывая каждое слово, начал Петя. – Я полагаю, что с этим вы все согласитесь. Но он уж немолод, начинал при прежних порядках, и потому иногда перегибает палку. И люди, которых он вокруг себя собрал, которые помогают ему…
– Иноверец – змеюка узкоглазая! Рассадил кругом своих родственничков!
– Сидят аспиды, ухмыляются! Тянут последний рубль у трудового человека!
– Инженер за каждый чих штраф дерет!
– Нормы каждый год повышают, а деньги – те же!
– У меня жена три дня при смерти лежала, так Печинога мне за неделю вычел!
– Да вспомни, ты после жениных похорон две недели без просыпу пил…
– Вот я и говорю, им наша жизнь, что трава придорожная. Растоптать не жалко.
– Да погодите вы, дайте хозяину сказать!
Петя задумался, посмотрел поверх толпы, словно вспоминая что-то.
– Наверное, было бы разумным в чем-то улучшить условия труда. Где-то снизить нормы выработки…
– Правильно!
– Ура молодому хозяину!
Внезапно в задних рядах толпы образовалось какое-то смущение и коловращение народа. Раздвигая людей, к крыльцу лавки прошел инженер Матвей Александрович Печинога. В полушаге за ним, сторожко оглядываясь, следовала Баньши. Даже ступенька, на которой стоял Петя, не уравняла их в росте. Инженер глядел сверху вниз, говорил спокойно и медленно, словно вразумляя ребенка:
– Что ж вы говорите-то такое, Петр Иванович? Будто не знаете, как они вас сейчас поймут. Чтоб можно было ничего не делать, и деньги на водку не переводились – вот их мечта. Вы нынче двумя словами напортачите, обнадежите их, а после отцу вашему весь сезон расхлебывать. Да и что за блажь? Никогда вас приисковые дела, а уж тем паче положение людей не интересовало. Было б не так, может, и аварии той, осенью, не случилось. Что ж теперь? Дешевой популярности захотелось? Шли бы вы лучше домой или уж в трактир. Там вам самое место.
Выкриков не было. Напряжение слишком велико. В толпе молчали. Лишь кто-то мучительно застонал сквозь стиснутые зубы. Казалось, волна ненависти сейчас захлестнет всех. У Баньши шерсть на лохматом загривке поднялась дыбом, словно под ветром, почти скрыв короткие треугольные уши.
Топот копыт барабанной дробью пронесся в мерзлом от злобы воздухе.
Мужчина осадил коня, спешился, с небрежной уверенностью бросил кому-то поводья. Через расступившуюся толпу, не торопясь, поигрывая хлыстиком, прошел к месту действия. Огляделся с деланным удивлением.
– Петя, друг мой! Ты тут. А я тебя повсюду ищу. Что ж охота? Зайцы мартовские порскают как оголтелые, тебя дожидаются. А ты? Как всегда, с народом? О, и Матвей Александрович здесь? Мое почтение! Что ж за собрание?
– Да вот Петр Иванович вдруг ни с того, ни с сего взялся радеть за народное дело, – раздраженно сказал Печинога, не глядя на Николашу. – Берется судить об управлении прииском, отца прилюдно осуждает. Видите ли, слишком крут… Стыдно слушать! Уж вы бы, что ли, его укоротили, забрали отсюда к этим… мартовским зайцам…
– Я вам не позволю разговаривать со мной в таком тоне! – недовольно крикнул Петя и высоко вздернул подбородок. – Я не ребенок и не идиот!
Печинога выразительно пожал плечами.
– Господа, господа, давайте не будем ссориться, – Николаша картинно замахал рукой в замшевой охотничьей перчатке. – Петя у нас, конечно, известный либерал, а Иван Парфенович либерализмом отнюдь не страдает, но… Не надо бы вам, Матвей Александрович, прилюдно моего друга оскорблять. Культурные люди всегда имеют возможность договориться. И вовсе не обязательно делать это при всем честном народе, на пороге питейной лавки…
– Негодяи-и! Мерзавцы! – взмыл над толпой высокий, истерический голос Веселова. – Братья! Неужто вы не видите?! Они же сговорились все трое! Играют, как по нотам! Дурят вас как хотят, а вы и уши развесили! Тот – плохой хозяин, этот – хороший, по справедливости рассудит… Чепуха все! Только когда мы свою силу покажем, тогда и они на уступки пойдут! А пока сила на их стороне, шиш вам с маслом! Я говорил сто раз – сила наша в комитете, который может организованно выдвинуть требования! Организованно! Послушайте меня! Сейчас послушайте! Они ведь вас в пропасть толкают! Будет бунт, будет резня, прискачут казаки, всех, на кого Печинога пальцем укажет, в кутузку, на каторгу упекут. Остальных уволят, – помирай голодной смертью, батрачь у мироедов. Останутся те, кто согласен быть покорной скотиной! Неужто вы их планов разгадать не можете! Белой же нитью шито! Не дайте им! Сейчас не дайте! Покажите, что вы не скоты!
Большинство рабочих с тупым изумлением слушали Кольку Веселова, отрицательно качали головами. Только на нескольких лицах отражалась работа мысли, желание понять.
Ознакомительная версия.
