– Уж лучше я буду голодать, – притворно сказала она и вспыхнула при мысли о своем полном желудке. – Забери эти ужасные помои и вылей их себе под ноги или разыграй из себя рассерженного ребенка и опрокинь, как утром, на пол.
Вместо этого Рорик опрокинул содержимое прямо на нее, отступил назад и произнес с завидной долей издевки:
– Если, как ты говоришь, тебе помог Хафтер – что вполне вероятно, поскольку он постоянно носит платья, – то почему он вдруг стал носить такие маленькие? – Рорик бросил на девушку многозначительный взгляд и продолжил:
– К тому же я должен предупредить тебя, что, хотя именно этот оттенок серого, да еще с белой туникой не слишком подходит к его глазам, он точно будет очень недоволен, узнав, что его платье испорчено. Я передам ему твои слова и посмотрю, как его лицо потемнеет от ярости.
Сказав это, он решительно вышел из спальни. Мирана молча проводила его взглядом. Через мгновение она сообразила, что он был настолько рассержен, что забыл приковать ее цепью к кровати. Она стояла посреди спальни, пытаясь стряхнуть с платья остатки пищи. Платье принадлежало матери Утты. «Теперь его придется долго отстирывать», – подумала Мирана, входя в большой зал с перекинутым через руку одеялом и снова ощущая вокруг себя гробовое молчание. Она чувствовала на себе пристальные мужские взгляды, в которых сквозило недоверие и сомнение по поводу того, что они видели ее на свободе. Женщины, напротив, смотрели на нее с нескрываемым любопытством. Их взгляды были не такими колючими, как мужские.
Не глядя по сторонам, Мирана дошла до дверей. Они были широко открыты. Ее удивило то, что она не услышала гневного окрика Рорика, он даже не пытался ее остановить.
Дойдя до бани, она оглянулась. Никто не преследовал ее. Во внешних покоях она нашла бадьи с водой и, стянув с себя платье и тунику, как следует отстирала их. Закутавшись в одеяло, отжала вещи, положила сушиться на лавку и, выйдя из бани, решила дойти до частокола, чтобы взглянуть, что за ним, проверить толщину стен и исследовать ворота…
И вдруг нос к носу столкнулась с Рориком. В руке он держал подвешенных на веревке трех громадных серебристых окуней. Подле него, высунув язык, стоял Керзог. Мирана уставилась на рыбу.
Рорик взглянул на девушку, затем на обмотанное вокруг нее одеяло и произнес:
– Что ты тут делаешь?
– Мне пришлось выстирать облитое помоями платье. Что ты будешь делать с рыбой?
Казалось, он не знал, как ему поступить.
– Пошли, – наконец сказал он, пожав плечами. Мирана пошла следом, плотно прижимая к себе одеяло.
Дойдя до восточной стены частокола, он присел на корточки и разжег из прутиков и маленьких веток небольшой костер. Керзог улегся возле костра, наклонив свою огромную голову набок и глядя на хозяина, точно спрашивая его о чем-то.
Рорик жестом велел девушке сесть. Она молча наблюдала, как он ловко почистил рыбу небольшим ножом, таким же острым, как ее собственный, которым она некогда угрожала ему. Затем обильно смазал окуней маслом и уложил на железную сковороду, которую предварительно захватил из дома. Поставив ее на огонь, он уселся напротив, скрестив ноги, и принялся смотреть на сковороду, точно стараясь побыстрее нагреть ее взглядом и поджарит рыбу.
– Я умираю от голода, – буднично сказал он, не отводя глаз от шкворчащей на сковороде рыбы. – Я дам тебе одну.
– Так будет честно. Я кормила тебя, пока ты был нашим пленником.
– Угу, и пыталась перерезать мне глотку.
– Если бы я хотела убить тебя, то сделала бы это запросто. Ты был так же беспомощен, как выпотрошенная рыба.
– Помолчи, я устал от твоей самодовольной болтовни. Взгляни, тебе не кажется, что эта, в середине, уже почти готова?
Обильно политая маслом и зарумянившаяся рыба выглядела очень аппетитно.
– Нет, она еще сырая внутри. Ты что, каждый вечер готовишь себе сам?
Рорик что-то недовольно проворчал себе под нос. Над головой светила луна. Ночь была тихой и безветренной, черное небо усыпано звездами. Птичий гомон давно стих. Было тепло и спокойно. С берега доносился мерный шум прибоя. Рорик сидел совсем близко от нее, угрюмо глядя на жарившуюся на сковороде рыбу. Блики огня исполняли на его лице причудливый танец.
Трудно было ненавидеть мужчину, который выглядел так, словно для него не было ничего важнее этой жареной рыбы.
– Ты снова посадишь меня на цепь?
– Возможно. Я не могу полагаться на твое честное слово – ты сестра Эйнара, а он убийца и даже хуже. Да, – подумав произнес он, – пожалуй, посажу тебя на цепь. – Он потыкал каждую рыбину ножом и перевернул.
Мирана несколько минут молча наблюдала, как они шкворчат и подрумяниваются, а потом сказала:
– Что он сделал? Я никогда не слышала, чтобы он называл твое имя.
– Рыба готова, – не обращая внимания на ее вопрос, произнес Рорик. Он взял деревянную тарелку, поняв, что она только одна, пожал плечами. Разрезав рыбу на куски, он поставил тарелку между собой и Мираной и сказал:
– Ты будешь есть руками. У меня только один нож. Возьми себе ту, которая ближе к тебе, она самая маленькая из всех.
Мирана безропотно кивнула, но не двинулась с места. Она была сыта и поэтому просто смотрела, как он тщательно разрезал рыбу и принялся ее есть так, точно это был дар богов. При этом выражение его лица было блаженным. Он отправлял в рот кусок за куском, пока на тарелке не остался самый маленький окунь, которого он обещал Миране, и половинка другого.
Рорик взглянул на оставшуюся половинку, затем на пса, вздохнул и, к великому изумлению девушки, предложил ее Керзогу. Еще большим потрясением оказалось то, что, обнюхав рыбу, собака тихо гавкнула и отвернулась, положив голову на передние лапы и преданно глядя на хозяина. Рорик помрачнел, но не сказал ни слова.
– Что-то я ничего не понимаю, – заметила Мирана. – Меня целый день очень хорошо кормили. То неимоверно вкусной кашей и аппетитным хлебом со свежим маслом и медом, то тушенными с луком и залитыми яйцами бобами. Все было очень вкусно. И вдруг ты приносишь на ужин эту ужасную бурду. Вы же умрете с голоду. Что у вас тут происходит?
Рорик молча смотрел на оставшуюся на тарелке рыбу.
– Аслак был прав, – наконец сказал он скорее себе, чем Миране, и выругался. – Даже мой чертов пес и тот сыт по горло! Поэтому он и отказался от предложенной рыбы. Женщины мстят только мужчинам.
– Доедай, я тоже сыта, может быть, даже больше, чем твой пес. Женщины кормили меня целый день.
Рорик не заставил себя долго упрашивать и не проронил ни слова до тех пор, пока не проглотил последний кусочек. Затем он вытер рот тыльной стороной руки, протер дубовым листом нож и бросил лист в догорающий костер.
