— Зачем? — с трудом выговорила она, надеясь, что, пока она вынуждает его разговаривать, он не сможет ничего сделать. — Вряд ли кто-нибудь увидит, как мы целуемся.
Нет — пробормотал Филипп, не отрывая глаз от ее губ-Но любовники выдают посторонним наблюдателям свои интимные знания друг о друге сотней бессознательных жестов и движений. В настоящее время единственные сведения, которые вы сообщаете посторонним наблюдателям, состоят в том, что я вызываю у вас нервозность. Пусть Хендрикс стар, но он не дурак. Он это заметит, а заметив, насторожится.
Рука Филиппа схватила ее за подбородок, и, не давая ей отвернуться, он наклонил голову.
Маргарет ждала, охваченная чувством неизбежности. Как бы она ни пыталась, она не сумела бы придумать никаких возражений, чтобы оттолкнуть его.
Вместо того чтобы тут же прижаться к ней губами, чего она ожидала, он слегка повернул ее голову и нежно провел губами по щеке. Дыхание у нее стало неровным.
Медленно, словно все время в мире было в его распоряжении, Филипп провел губами по ее лбу. Глаза ее закрылись, по коже побежали мурашки. Она слышала, как он что-то сказал, но слова, казалось, долетали из страшной дали, в них не было никакого смысла. Единственной реальностью для нее в этот миг были ее ощущения и необходимость приникнуть к нему, чтобы не дать погаснуть нарастающему огню желания.
Наконец губы Филиппа сомкнулись на ее губах, и Маргарет похолодела от неожиданного ощущения. Пальцы его грубо вонзились в ее локоны, не давая ей уклониться от усиливающегося нажатия его губ; он провел языком по ее нижней губе.
Маргарет ахнула, и звук этот был поглощен алчной пещерой его рта.
Она не успела понять, нравится ли ей все это или нет, когда внезапно Филипп отпрянул. Ей казалось, что она плывет в густом, тяжелом тумане, где трудно что-либо видеть или слышать и еще труднее думать. Она потрясла головой, чтобы отогнать это ощущение. Резкое движение быстро вернуло ее к реальности, и тут же появился стыд за свое недостойное поведение. Смущенная и сбитая с толку, она поспешно соскочила с коленей Филиппа.
Стук в дверь библиотеки объяснил ей, почему Филипп прервал поцелуй, и она торопливо ретировалась к креслу, стоявшему по другую сторону камина.
— Войдите, — сказал Филипп. Дверь сразу же растворилась, и показалось бесстрастное лицо Комптона.
— Приехал мистер Хендрикс, милорд, и хотя я и сказал ему, что вы только что вернулись из-за границы, он настаивает на том, чтобы повидаться с вами.
Маргарет мысленно подтянулась, поняв, что сейчас она начнет играть свою роль в этом фарсе.
— Проводите мистера Хендрикса сюда, Комптон, — сказал Филипп.
Едва Комптон удалился, Филипп повернулся к Маргарет. Лицо у него было жесткое и решительное; все сходство с тем' человеком, который целовал ее, исчезло.
— Вы помните, что вам нужно сказать? Маргарет молча кивнула. Нужно быть дурехой, чтобы не затвердить то, чему он начал обучать ее, едва они покинули Вену.
Она насторожилась, услышав размеренные шаги Комптона в коридоре. За ними были слышны другие шаги, более легкие и не такие решительные.
Комптон доложил:
— Мистер Хендрикс.
И Маргарет глубоко вздохнула.
Невысокий худощавый человек с растрепанной белой бахромой вокруг лысины остановился на пороге. Его выцветшие голубые глаза быстро отыскали Маргарет. Медленно, словно сомневаясь в уместности своего появления, он вошел в комнату, не заметив, что Комптон закрыл за ним дверь.
— Мэри? — Хендрикс уставился на Маргарет, словно отыскивая в ней сходство с кем-то.
Маргарет заставила себя улыбнуться, несмотря на переполнившее ее неожиданное отвращение к собственной двуличности. Эта реакция застала ее врасплох. Она-то думала, что почувствует только одно — удовлетворение от того, что можно одурачить одного из столь презираемых ею аристократов. Но несмотря на ненависть к классу, к которому принадлежал Хен-доикс она почувствовала себя виноватой. С усилием вытеснив это парализующее ощущение на задворки сознания, она постаралась сосредоточиться на том, что ей нужно делать.
— Как я уже писал вам в своем письме, ваша жена изменила имя вашей дочери на Маргарет, и к этому имени она привыкла, — нарушил затянувшееся молчание Филипп.
Хендрикс вздохнул.
— Меня это не удивляет. Мы назвали ее в честь моей матушки, а жена никогда не любила ее.
Филипп бросил на Маргарет предостерегающий взгляд поверх склоненной головы Хендрикса, и она в отчаянии попыталась найти какие-то слова. И не нашла.
— Мэри — красивое имя, но я больше привыкла, чтобы меня называли Маргарет, — наконец пробормотала она.
К ее огорчению, глаза Хендрикса наполнились слезами, а губы задрожали.
— Ах, дорогая моя, не важно, как вас зовут. Вы моя родная бесценная дочь, которая вернулась домой! — Он развел руки, и Маргарет, не видя иного выхода, вступила в эти слабые объятия.
Старик быстро обнял ее, а потом отпустил. Отступив на шаг, он вынул большой белый носовой платок и энергично высморкался.
— Боюсь, что к старости я стал плаксив. Вы, вероятно, совсем меня не помните, — сказал он, но во взгляде его была надежда, противоречащая его словам.
Маргарет страшно захотелось уверить его в том, что она его помнит. Что никакая дочь не могла бы его забыть. Но она сдержалась. Чем меньше она будет лгать, тем лучше. Ей и без того слишком многое нужно держать в голове.
— Мне очень жаль, — пробормотала она. — Я не помню Даже маму.
— Как! — Вид у старика был испуганный.
— Она заболела и нашла приют в монастыре, когда я была совсем маленькая… — И Маргарет отбарабанила то, чему ее научил Филипп, но впервые эта история значила для нее больше, нежели повторение фактов из жизни давно умерших людей. Для Хендрикса же эти люди были живыми — живыми и глубоко любимыми.
— А как же… — Хендрикс повернулся к Филиппу, словно не желая расспрашивать дочь о любовнике жены.
— Как следует из монастырских записей, их привез ту, человек, сказавший, что он муж вашей жены. Он попросил убежища для нее и для ребенка, а потом уехал. И больше не вернулся.
— Наверное, он оставался с ней, пока они не потратил деньги, которые она взяла с собой, — сказал Хендрикс.
— Хотя вот это он не взял. — Филипп вынул из карман золотое сердечко и протянул Хендриксу. — Оно было на вашей дочери, когда ее привезли в монастырь.
Хендрикс взял сердечко; пальцы у него сильно дрожали. Он устремил взгляд на свой герб, выгравированный на одной стороне, а потом открыл медальон. Лицо его побледнело, когда он увидел внутри два миниатюрных портрета.
Маргарет, испугавшись, что он упадет в обморок, обняла его и усадила в кресло.
