Лейтенант лорд Чарлз Эрхарт, стройный светловолосый красивый молодой человек, очень сдержанно поклонился как своему брату, так и невестке. И вряд ли его можно было винить за это, ибо маркиз его не сразу даже узнал.
– Чарлз? – недоверчиво спросил маркиз Стаунтон. – Вы действительно Чарлз? Уже лейтенант?
«Он, наверное, моложе Филипа, – решила Чарити. – Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Он был еще совсем маленьким мальчиком, когда брат покинул родительский дом. И восемь лет они не встречались. Как это все печально. Возможно, если бы не эта женитьба, и я не увиделась бы со своими братьями и сестрами еще лет восемь или даже больше. И младшие выросли бы без меня. Уже почти год прошел с тех пор, как я была дома», – с грустью подумала она.
И вот очередь дошла до самого молодого члена семьи. Это была девочка в дорогом платье и с изысканной прической. Для своего возраста она вела себя неестественно спокойно, тихо и величественно. У нее были темные волосы и смуглое, тонкое аристократическое лицо, как у старшего брата. Она будет скорее красивой, чем просто хорошенькой, когда подрастет.
– Огаста? – спросил маркиз. Впервые его голос смягчился. – Я – твой брат Энтони. А это – моя жена.
– Как вам идет голубой цвет, Огаста, – ласково заметила Чарити. – Очень рада познакомиться с вами.
Девочка сделала изящный реверанс перед братом.
– Сударь, – произнесла она. Затем присела в реверансе перед Чарити. – Сударыня.
«Ну что же. Хорошо, – подумала Чарити. – Спектакль закончен. Можно сказать, что маркиз Стаунтон одержал убедительную победу. Возможно, его возвращение домой было бы таким же холодным, даже если бы меня и не было рядом с ним. Этого я никогда не узнаю. Мне ничего не известно о ссоре, из-за которой маркиз покинул дом и пребывал вдали целых восемь лет. И я не узнаю, что будет дальше». Чарити не думала о том, что будет после этого момента, не знала, что думает по этому поводу ее муж. Положив руку на ее узкую спину, он заставил ее опять повернуться к отцу. Экономка стояла всего в нескольких шагах от них. Очевидно, она получила какое-то тайное указание.
– Миссис Эйлворд, – сказал герцог Уитингсби. – Пожалуйста, проводите маркизу Стаунтон в апартаменты маркиза и позаботьтесь о том, чтобы ей было там удобно. Чай будет подан в гостиной через полчаса. Вас, Стаунтон, я жду в библиотеке.
Кто– нибудь тут вообще улыбается? Выражает свои чувства, совершает неожиданные поступки?
От Чарити ожидали, что она будет вести себя тихо, незаметно и скромно. Так она себя и вела с того момента, как переступила порог этого дома. Но ее угнетала атмосфера, царившая в нем. Все эти люди были одной семьей. Предполагается, что члены семьи любят и помогают друг другу. А она, хоть и временно, – член этой семьи. Сдержанный мужчина с серебром на висках – ее свекор. Нужно – даже необходимо – сделать какой-то жест, чтобы как-то заявить о себе. Чарити тепло улыбнулась герцогу и сделала реверанс.
– Благодарю вас, – сказала она и, немного поколебавшись, добавила:
– отец.
Никто ничего не сказал. Все продолжали молчать. Но чувствовалось, что общая напряженность усилилась, как будто она сказала что-то неприличное. Чарити улыбнулась своему мужу, который поклонился ей.
– Скоро увидимся, любимая, – сказал маркиз, сделав ударение на последнем слове.
Эти слова потрясли ее. Он никогда не говорил, что намерен создать у всех впечатление, будто они привязаны друг к другу. Но маркиз вообще не очень посвящал ее в свои планы. Чарити повернулась и направилась вслед за экономкой к мраморной арке, за которой находилась лестница.
Миледи, – сухо сказала экономка, когда они поднимались по лестнице. – Нам не сообщили, что милорд едет в Инфилд с женой. Прошу прощения.
– За то, что назвали меня нахалкой? – засмеялась Чарити. Она очень хорошо понимала, в каком замешательстве пребывает экономка. – Меня это очень позабавило, миссис Эйлворд. Забудьте об этом, пожалуйста.
Но было не похоже, чтобы это позабавило миссис Эйлворд, особенно напоминание о ее собственных словах. Должно быть, есть правило, решила Чарити, запрещающее улыбаться под крышей этого дома. Ее собственный смех прозвучал глухо и бесследно исчез. И снова ее охватило гнетущее чувство. Все будет очень непросто. Нужно надеяться, что первый этап ее брака продлится всего несколько недель. Ей страстно захотелось домой, к семье, увидеть родные, жизнерадостные, улыбающиеся лица.
Апартаменты маркиза на втором этаже состояли из двух просторных спален, соединенных гардеробными комнатами, кабинета и гостиной соответствующего размера. Было видно, что апартаменты предназначались для супружеской пары.
– Я сейчас же проветрю и перестелю постель, миледи, – сказала экономка, проводя Чарити в спальню, квадратную комнату с высоким потолком. Зеленые и золотые тона, преобладающие в интерьере, придавали комнате нарядный вид. Из всех комнат, которые успела увидеть Чарити в этом доме, она была самой приятной. Эта спальня, была уверена девушка, раза в четыре больше, чем ее комната в родном доме.
– Какая милая комната, – сказала она, проходя по мягкому ковру к высокому окну. Из окна были видны лужайка, озеро в форме подковы и вдали – деревья. – А какой прекрасный вид!
– Мне нужно проследить, чтобы ваши вещи принесли сюда, а вашу горничную немедленно проводили в вашу гардеробную, миледи, – сказала миссис Эйлворд. – Вы ведь захотите переодеться и освежиться, перед тем как спуститься к чаю.
Господи!
– У меня нет горничной, – улыбнулась экономке Чарити. – А из вещей – только маленький сундучок. Но кувшин горячей воды, мыло и полотенце мне бы очень пригодились. Спасибо, миссис Эйлворд.
Экономка была слишком хорошо воспитана, чтобы ужаснуться, хотя, как многие из ее породы, в совершенстве владела искусством выразить презрение лишь взглядом. Теперь она проверила этот взгляд на Чарити. Однако в течение восьми месяцев работы в качестве гувернантки Чарити научилась не обращать внимания на такие взгляды и сохранять достоинство.
Теперь она поняла, в какое трудное положение попала. Ей это и в голову не приходило, когда она соглашалась на этот брак, и даже потом, когда узнала, кем ее муж является на самом деле. Только теперь, в этом доме, среди всех этих людей Чарити, к своему стыду, поняла, что, кроме довольно старого серого шелкового платья и еще одного, поношенного муслинового, с узором в виде веточек, у нее нет ничего подходящего. Она попала в благородное общество, занимающее гораздо более высокое положение, чем простое дворянство. Конечно, дома у нее осталось еще несколько приличных платьев, но она не сочла нужным взять их с собой, отправляясь к новому месту работы.
