Через некоторое время Хименес затих.
Бернардин поднял подушку; он не осмелился взглянуть на лицо брата и выбежал вон из комнаты.
* * *
Томас Торквемада покинул тишину монастыря святого Томаса в Авиле и направился в Мадрид. Щемящая тоска овладевала им, ибо теперь он был очень стар, и почти вся жизненная энергия и силы покинули его.
Только твердая уверенность, что его присутствие при королевском дворе необходимо, убедила Торквемаду покинуть Авилу в это время.
Он любил свой монастырь, который был его самой большой привязанностью; второе место в его жизни заняла инквизиция. В те дни, когда он был здоров и полон кипучей энергии, монастырь и инквизиция боролись друг с другом за то, чтобы стать для него главным. С каким наслаждением он изучал проекты монастыря, наблюдал за его строительством, гордился его красиво вознесшимися сводами и резными украшениями, отличавшимися непревзойденным мастерством.
Инквизиция временами отвлекала его от любимого монастыря; наблюдать, как еретики отправляются на костер в нелепых желтых санбенито, доставляло ему не меньше удовольствия, чем лицезреть холодные, молчаливые стены монастыря.
Так чем же он гордился больше – тем, что основал монастырь святого Томаса в Авиле или тем, что он – великий инквизитор?
Второе теперь стало просто «титулом». Потому что он все больше старел и страшно страдал от приступов подагры. Монастырь же навсегда останется памятником, воздвигнутым в честь Торквемады, и никто не сможет это отрицать.
Сначала он заедет к архиепископу Толедскому в Алькала-де-Энарес. Он не сомневался, что Хименес поддержит задуманные им планы.
Мучаясь от боли, Торквемада ехал верхом в середине сопровождавшей его кавалькады. Пятьдесят всадников окружало его, сто вооруженных человек шли пешком впереди и еще сотня замыкала процессию.
Королева сама попросила его принять соответствующие меры предосторожности во время путешествия. И это было мудрое решение. Ведь те, чьих родных и любимых сожгли на кострах инквизиции, могли попытаться отомстить. Проезжая по городам, деревням и малолюдным глухим дорогам, он никогда не знал, как к нему относятся встречающиеся люди.
Теперь, когда он стал старым и немощным, на него часто нападал страх. И услышав какой-нибудь слабый звук в ночи, он тут же вызывал слуг.
– Двери охраняются?
– Да, монсеньор, – слышался ответ.
– Проверьте как следует, убедитесь, что это так.
Никогда он не потерпит рядом с собой кого-либо, в чьих жилах течет еврейская кровь. Несколько лет назад многие евреи, не принявшие христианской веры, были безжалостно изгнаны из Испании согласно его указу. Но многие остались. И иногда ночами Торквемада думал о них. Ему снилось, что они тайком пробрались в его комнату.
Каждое блюдо перед тем, как подать ему, пробовалось в его присутствии.
Когда человек становится старым, он часто видит чужую смерть, и Торквемада, который уничтожил тысячи человек, сейчас опасался, что кто-то, кому пришлось многое претерпеть из-за него, попытается лишить его жизни.
Но у него имелся план, с которым он должен ознакомить суверенов.
Под вечер великий инквизитор добрался до Алькалы. Обиталище Хименеса имело очень мрачный вид.
Руис принял высокого гостя в доме своего хозяина.
– Брат Франциск Хименес де Сиснерос нездоров? – осведомился Торквемада.
– Он поправляется от очень серьезной болезни.
– Тогда, может быть, я не стану задерживаться, а продолжу свое путешествие в Мадрид.
– Разрешите сообщить ему, что вы здесь. Если он чувствует себя хорошо, то, безусловно, захочет увидеться с вами. Позвольте, я скажу ему о вашем прибытии после того, как покажу вам комнату, где вы сможете отдохнуть. А я тем временем распоряжусь, чтобы вам принесли что-нибудь перекусить с дороги.
Торквемада благосклонно согласился, и Руис отправился к Хименесу, все еще лежащему в постели после той ужасающей встречи с Бернардином.
Архиепископ открыл глаза и посмотрел на входящего Руиса, который спас ему жизнь. Как только Бернардин выбежал из комнаты больного, Руис стремительно ворвался в нее, поскольку, прекрасно зная Бернардина, боялся, как бы тот не причинил вреда своему брату. Руис тогда вернул дядю к жизни.
С тех пор Хименес размышлял, что делать с братом. Совершенно ясно, что отныне ноги Бернардина не будет в его доме, однако справедливость должна восторжествовать. Такое преступление не может остаться без наказания. Но как объявить, что его брат по сути дела убийца?
Руис остановился возле кровати Хименеса.
– Дядя, – сказал он, – к нам прибыл Томас Торквемада.
– Торквемада! Он здесь! – Хименес попытался приподнять свое ослабевшее тело. – Что ему нужно?
– Он хотел бы поговорить с тобой.
– Скорее всего, дело, приведшее его ко мне, весьма важное.
– Наверное. Он ведь больной человек и страдает от подагры.
– Приведи его сюда, Руис.
– Если ты еще слаб, я объясню ему.
– Нет-нет. Я должен с ним встретиться. Распорядись, чтобы его привели ко мне.
Торквемада вошел в опочивальню Хименеса и, подойдя к постели, обнял архиепископа.
Они были похожи: аскетичные, изможденные лишениями, с суровым взглядом, свойственным человеку, который уверен, что обрел для себя правильный путь в жизни; оба хорошо были знакомы с голодом и власяницей – с тем, что они считали необходимым для спасения души. Обоим приходилось сражаться с личным демоном – гордыней, которая была у них несравнимо сильнее, чем у многих людей.
– Мне прискорбно видеть вас в болезни, архиепископ, – произнес Торквемада.
– Да и я боюсь, что вы сами находитесь в том состоянии, когда не следует отправляться в длительную поездку, инквизитор. – Обращение «инквизитор» Торквемада любил слышать более всех остальных, оно напоминало, что именно он сделал инквизицию такой, какой прежде в Испании не знали.
– Я все сильнее и сильнее страдаю от жестокой подагры, – промолвил Торквемада.
– Необычное заболевание при вашем образе жизни, – заметил Хименес.
– Действительно странное. А что у вас за болезнь?
– Подозреваю, простуда, – поспешно ответил Хименес. Он не собирался рассказывать Торквемаде, что его едва не удушил родной брат, ибо, сделай он это, Торквемада потребовал бы немедленно призвать Бернардина к суду и строжайшим образом наказать. Вне всякого сомнения, Торквемада поступил бы так, окажись он на месте Хименеса.
«Наверное, я потерял свою силу, – подумал Хименес. – А у Торквемады, напротив, ее стало больше, и он может управлять своими чувствами».
– Однако, я думаю, что вы приехали ко мне не для беседы о недугах, – продолжал архиепископ.
