Джин Рис - Антуанетта

– Это как раз вполне может быть, – сказала Антуанетта. – Большой город скорее похож на странный сон.

«Нет, как раз этот остров похож на сон, и ничего настоящего в нем нет», – подумалось мне.

На длинной веранде стояли парусиновые кресла, гамаки, а также деревянный стол с телескопом на треножнике. Амелия вынесла туда свечки со стеклянными абажурчиками, но черная ночь тотчас же поглотила их слабый свет. Сильно пахло цветами – они росли у реки, сообщила мне Антуанетта, и раскрывались по ночам. В комнатах было потише, а вот на веранде стоял оглушительный стрекот.

– Сверчки, – пояснила Антуанетта, – они заглушают своим стрекотанием и цикад и лягушек.

Я облокотился на перила веранды и увидел вокруг множество светлячков, о чем не преминул сказать.

– Ах, да, светлячки – это на Ямайке, здесь их называют огненными красотками.

Бабочка, такая большая, что я сперва принял ее за птицу, полетела прямо на свечку, затушила ее и упала на стол.

– Какая большая! – воскликнул я.

– Она сильно обожглась?

– Скорее она оглушена.

Я положил красивое создание на платок и перенес на перила. Некоторое время бабочка лежала неподвижно, и в слабом свете свечей я разглядывал ее великолепную окраску, затейливые узоры на крылышках. Я легонько потряс платок, и бабочка улетела восвояси.

– Надеюсь, с этой шалуньей ничего не случится, – весело проговорил я.

– Она прилетит обратно, если не потушить свечи. Лучше так и поступим, потому что все равно светло от звезд.

Действительно, звезды светили так ярко, что на земле лежали тени от веранды и деревянных столбов.

– А теперь пошли погуляем, – сказала Антуанетта, – и я расскажу одну историю.

Мы прошли по веранде к лесенке, что вела вниз, к лужайке.

– Раньше мы приезжали сюда, чтобы избежать жары в июне, июле и августе, – говорила Антуанетта. – Я бывала здесь трижды с тетей Корой, но сейчас она болеет. Так вот, это случилось после того, как… Антуанетта приложила ладонь ко лбу.

– Если это грустная история, то не стоит рассказывать ее сегодня.

– Она не грустная, – отозвалась Антуанетта, – просто случаются вещи, которые потом всегда остаются с тобой, даже если ты на какое-то время про них забываешь. Это случилось в той маленькой комнате.

Я посмотрел туда, куда показывала Антуанетта, но в темноте смог различить только черные очертания кровати и пару стульев.

– Той ночью, как сейчас помню, стояла страшная духота. Окно было закрыто, но я попросила Кристофину открыть его, потому что по ночам бывает ветер с гор. С острова, так сказать, не с моря. Было так душно, что ночная рубашка просто липла к телу, но все-таки я заснула. А потом вдруг проснулась и увидела, что на подоконнике сидят две крысы, огромные, словно кошки, и таращатся на меня.

– Неудивительно, что ты испугалась, – заметил я.

– Но я как раз совершенно не испугалась. Это и было самое странное. Я смотрела на них, а они сидели неподвижно. В зеркале напротив я видела себя в белой ночной рубашке с оборками у ворота. Я смотрю на крыс, а те на меня.

– Так, и что же случилось дальше?

– Я повернулась на другой бок, накрылась простыней и тотчас же уснула.

– И это вся история?

– Нет, вскоре я опять проснулась, как и тогда, до этого. Крыс уже не было, но я вдруг испугалась. Я быстро выбралась из кровати, вышла на веранду и легла в гамак. Вот в этот. – Антуанетта показала на гамак, прикрепленный веревками к столбам. – В ту ночь было полнолуние, и я долго сидела и смотрела. На небе не было ни облачка, и луна сияла вовсю. Когда я рассказала Кристофине об этом наутро, она очень рассердилась и сказала, что в полнолуние нельзя спать при лунном свете.

– А ты ей рассказала про крыс?

– Нет, до сих пор я никому про них не говорила, но все равно не могу о них забыть.

Я хотел сказать что-то ободряющее, но цветы у реки благоухали слишком сильно, и я почувствовал, как у меня кружится голова.

– Ты тоже думаешь, что я напрасно спала так долго при луне? – осведомилась Антуанетта.

Она сложила губы в улыбку, но глаза у нее были такие грустные и отсутствующие, что я обнял ее и, баюкая, как ребенка, стал напевать. Это была старая-престарая песня, которую, мне казалось, я уже успел забыть.

И Антуанетта пропела последнюю строчку:

Теперь в доме никого не было, и в комнате, которая еще недавно была так ярко освещена, горело лишь две свечи. В комнате Антуанетты тоже было темно. Лишь у кровати горела свеча с колпаком, а другая на туалетном столике. На круглом столике стояла бутылка вина. Было уже совсем поздно, когда я налил два бокала и предложил Антуанетте выпить за наше счастье, за нашу любовь и день без конца, который начнется завтра. Я был тогда молод. Мои юные годы оказались недолгими.

Утром я проснулся в каком-то желто-зеленом свете. У меня возникло неловкое чувство, что за мной кто-то наблюдает. Антуанетта, похоже, проснулась гораздо раньше. Волосы ее были заплетены в косы, и она надела свежую рубашку. Я повернулся к ней и заключил в объятия. Я собирался было снова расплести ей косы, но тут в дверь тихо, застенчиво постучали.

– Я уже дважды отсылала Кристофину, – сказала на это Антуанетта. – Вообще-то здесь все встают рано. Утро тут – лучшее время… Можно! – крикнула она, и в комнату вошла Кристофина с подносом, на котором стоял наш кофе. Она была одета по-праздничному и выглядела внушительно. Шлейф ее цветастого платья волочился по полу, издавая шуршащие звуки, а желтый шелковый тюрбан был повязан весьма затейливо.

Длинные тяжелые золотые серьги оттягивали книзу мочки ее ушей. Она улыбнулась, пожелала нам доброго утра и поставила на стол поднос с кофе, пирожками из маниоки и повидлом из гуавы. Я выбрался из постели и пошел в свою комнату одеться. Там я выглянул из окна: небо, как мне показалось, было гораздо бледнее, чем следовало бы, но пока я его разглядывал, мне показалось, что оно успело потемнеть. К полудню, я знал, оно станет золотистого, а позже и вовсе медного цвета. Сейчас была приятная свежесть и воздух сам казался голубым. Наконец я оторвался от созерцания неба и пейзажа и вернулся в спальню, где по-прежнему царил полумрак. Антуанетта полулежала на подушках, прикрыв глаза. Когда я вошел, она открыла их и улыбнулась мне. Над ней склонилась черная женщина, которая, увидев меня, сказала:

– Попробуйте этой бычьей крови, хозяин.

Кофе, который она подала мне, был действительно превосходным. Пальцы рук у нее были длинные и изящные.