Его обрадовало, что она так думает, даже если его поступок объяснялся личным интересом, а не добротой. То же чувство заставило его спросить:
— Осмелюсь попросить у вас что-нибудь в награду за мою внимательность.
Она насторожилась, что придало ей, как ему казалось, восхитительный вид.
— И что же это такое?
— Мелочь, почти ничего. Ваше имя. Меня зовут Эйдан. А вас?
— О… — Она явно растерялась от этой просьбы. Она застыла, поставив ногу на порог, словно готовясь в любую минуту сбежать. Она рассеянно теребила пальцами золотую цепочку на шее, спускавшуюся в ее декольте. Его глаза не отрывались от этой цепочки, как будто ему хотелось узнать, что висит на конце, уютно прятавшемся между ее упругими грудями.
Понимая дерзость и непристойность таких мыслей, он перевел взгляд на ее лицо. Казалось, она не заметила его оплошности. Ее губы раскрылись, кончиком языка она смочила их, оставив влагу в уголке рта, еще одно искушение, которое он постарался не заметить.
— Лорел, — шепотом сказала она, повернулась и оставила его одного.
«Лорел!» — Эйдан улыбнулся, ему понравилось звучание этого имени. Он смотрел, как она смешалась с толпой, как в последний раз мелькнуло ее янтарное платье.
Он также был доволен тем, что выиграл пари у Беатрисы. И ему следовало бы увеличить ставки. А еще поцеловать вдову, как он сделал это в тот день на Уильям-стрит. Разве сегодня он не оказал ей услугу, совсем как тогда?
Но нет, как он мог судить о ней по их короткой встрече. Несмотря на то что она побывала замужем, она казалась слишком благородной для таких развлечений, чтобы позволять себе опуститься до тайных поцелуев на темных террасах. Или на людных улицах Лондона. Он мог только вообразить тот гнев, который вызвал бы его невольный жест, поскольку он не стал слишком долго ждать, чтобы увидеть ее реакцию.
Нет, если только он не ошибался, Лорел Сандерсон требовала долгих и нежных уговоров, чтобы…
Он отогнал эти мысли. Как любезно заметила Беатриса, вдовство делало Лорел слишком доступной женщиной, а он не выбирал таких — никогда. Слишком важна была его служба в министерстве. Более того, часто она бывала опасной, слишком опасной, чтобы думать о женитьбе.
И кроме того, ему нравилась его жизнь такой, какой она была. У него были цели, задачи. И не всегда это бывало причиной. После смерти родителей он пережил пустые бесцельные годы, когда боролся с дурманом алкоголя и случайными дозами опиума в попытках забыть пистолетный выстрел за закрытой дверью, избавиться от ужасов.
В некотором смысле Льюис Уэскотт и министерство спасли его, признав его выдающиеся способности и потребовав, чтобы он предоставил свои таланты в их распоряжение. С того времени он охотно выполнял все поручения, добывая улики, сводя вместе доказательства и глядя, как негодяи, такие же, как те, что погубили его отца, получали заслуженную кару.
Со вздохом он поднял глаза к небу.
Миссис Сандерсон не могла быть девственницей, но в его руках она казалась совсем неопытной. Почему?
Она была так настойчива, утверждая, что они никогда не встречались, что у него возникали сомнения, не ошибается ли он, принимая ее за девушку, которую спас… и поцеловал. Ошибка была бы вполне объяснима. В то утро он был таким усталым, утомленным ночью, проведенной за пьянкой, игрой и присмотром за Фицем.
Не слыша музыки и голосов, доносившихся из дома, он сосредоточился на воспоминании о том утре, когда королева направлялась из Кенсингтонского дворца, где провела детство, в Букингемский дворец. Отчаянные крики о помощи звучали у него в ушах. И еще он видел перед собой зеленые глаза, блестевшие под облаком золотистых волос.
Вернувшись в толкотню восьмиугольной комнаты, он отыскал Беатрису и Девонли. С ними была леди Фэрмонт, для него — Мелинда, потому что он знал ее всю свою жизнь. Она разговаривала с Фицем…
Миссис Сандерсон, стоявшая рядом с ним, казалось, впитывала каждое его слово. Она смотрела на него, как будто он изрекал настоящие перлы мудрости.
Он направился к ним, затем так неожиданно остановился, что шедший за ним джентльмен натолкнулся на него. Эйдан рассеянно извинился, думая совсем о другом. Если миссис Сандерсон была той женщиной из Лондона, то тут крылся какой-то обман.
Что-то было не так.
Тогда она не носила траура. Он не мог точно сказать, как она была одета в тот день, но… во что-то светлое. Не янтарное, как сегодня, но солнечно-желтое с зеленым узором. Он это особенно хорошо запомнил, потому что платье было разорвано на талии и под ним виднелась соблазнительная полоска нижней юбки.
Каким образом она могла недавно снять траур по своему мужу, если не носила его уже тогда?
— Эйдан! Эйдан, дорогой!
Мелинда Рэдклиф, графиня Фэрмонт, высоко подняла затянутую в шелк руку и размахивала веером над головами. С быстротой, несвойственной даме ее возраста, она пробралась к нему. Схватив его за руки, она на правах почтенной тетушки расцеловала его в обе щеки.
— Так вот как я узнаю о твоем приезде в Бат? Буквально наталкиваюсь на тебя на балу в толпе. Стыдно, молодой человек.
Когда ему было восемь лет и его еще не отправили в Итон, он часто сопровождал свою мать во время ее визитов к ее самой близкой подруге, а потом по крайней мере раз в год в летние месяцы. Во время тех последних тяжелых дней жизни Юджинии Филлипс Мелинда была рядом с ней, особенно когда у отца Эйдана больше не хватало сил оставаться в этой комнате.
— Я приехал сегодня днем, — сказал он. — Честное слово, я бы зашел к вам завтра.
— Ладно, сейчас ты в моих руках, мой мальчик, и тебе никуда не деться.
Позади нее он увидел, как Фиц и миссис Сандерсом вместе направились в бальный зал, и рука «вдовы» уверенно лежала на его локте.
Ревность снова пронзила его, на этот раз весьма ощутимо.
Резко вдохнув, он взял себя в руки, не поддаваясь нежеланному чувству, и улыбнулся Мелинде:
— Сегодня я не собирался куда-нибудь пойти или танцевать с кем-то другим.
— Подумай, какой бы скандал мы вызвали! — Засмеявшись, она указала веером на удалявшихся Фица и миссис Сандерсон: — Ты заметил эту очаровательную молодую леди, которая ушла с твоим приятелем? — Очевидно, она не заметила его ироническую усмешку и продолжала: — Я введу ее в общество, пока она находится в Бате. Это не менее чем милость королевы за ту услугу, которую однажды оказала герцогине Кентской ее мать, когда была фрейлиной. — Мелинда нахмурилась.
— Только не говорите, что это поручение вам неприятно, — заметил он, понимая, что перед ним открылась неожиданная возможность узнать побольше об этой таинственной вдове. Играть роль семейного шпиона с самой близкой подругой его матери, вероятно, не делало ему чести, но в интересах национальной безопасности, так он убеждал себя, он не должен упускать удобного случая, представившегося ему на пути.
