— Ты должна немедленно бежать отсюда, Валерия. Нельзя допустить, чтобы этот брак состоялся. Я вижу, ты удивлена, почему я решила тебе помочь. Видишь ли, Валерия, я всю свою жизнь была примерной женой, делая только то, что хотел муж. Я родила ему двоих детей, вела хозяйство, разделяла с ним его досуг. Признаюсь, мне часто бывало трудно, но я всегда и во всем поддерживала Уильяма.
Впервые я не согласилась с ним, когда он настоял на браке Сары с Генри, который ей приходится двоюродным братом. Я убеждена, что болезнь Эдварда связана именно с этим. Такие случаи бывали и раньше, когда заключались браки между близкими родственниками. Теперь он хочет, чтобы ты вышла замуж за Эдварда. Тогда я все-таки согласилась с ним и пожертвовала своей дочерью; но сейчас я не хочу, чтобы моя внучка выходила замуж за душевнобольного ради продолжения рода. Пусть прекратится род, но этого не будет!
— Бабушка! — воскликнула я, и слезы побежали у меня по щекам.
— Я не поддерживаю его жестокости, — продолжала она, — проявленной по отношению к тебе. Но пойми, Валерия, ты поступила безрассудно, против всех правил морали, связавшись с этим смазливым учителем. Меня очень беспокоит твое легкомыслие, и я пришла к единственному, как мне кажется, разумному решению: ты должна оставаться под опекой моей приятельницы, леди Норли. Я ей о тебе писала, и она ждет тебя. Обещай мне, что ты больше не сделаешь ничего плохого!
Я кивнула головой, не зная, плакать мне или смеяться: я столько раз молила Бога о чуде, и вот чудо совершилось! А впереди меня ждала встреча с женщиной, в доме которой я буду жить. Интересно, какая она? Наверное, милая и добрая. Но я тотчас одернула себя, потому что уже несколько раз видела крушение своих надежд, и сказала:
— А что если леди Норли меня не примет?
Не ответив на мой вопрос, — наверное, она посчитала его бессмысленным, — бабушка достала небольшую шкатулку и вынула из нее сложенный вчетверо лист пергамента, потертую дамскую сумочку из темно-синего бархата и почтовый конверт. Положив передо мной листок бумаги, она сказала:
— Здесь написан адрес одного лондонского адвоката, который много лет занимается делами нашей семьи. До твоего бракосочетания он будет заниматься и твоими делами. Моя старшая сестра, умирая, завещала твоей матери небольшое наследство. Так что ты сможешь экономно жить на доходы с него, если дед лишит тебя наследства. В сумочке двадцать фунтов. Постарайся, чтобы этих денег хватило на дорогу. Больше я тебе дать не могу. Потом ты попросишь денег у леди Норли или у адвоката. Письмо передай леди Норли, в нем я написала ей, что произошло.
Я взяла дрожащими от радости руками сумочку и бумаги и упала перед бабушкой на колени.
— Бабушка, ты спасла мне жизнь! Я буду вечно тебе благодарна.
Она погладила меня по голове.
— Я буду молиться за тебя, Валерия! Рано утром тебя разбудит Брэдшоу, и ты в пролетке — кучером будет Джимми — поедешь в Мереворт. Для отвода глаз, ты едешь к священнику, чтобы отдать ему одежду для бедных. Но Джимми сначала отвезет тебя, а потом поедет к священнику. В сундук, где будет одежда, ты положишь свою дорожную сумку. Прощай, Валерия. Я думаю, мы больше не увидимся. Благослови тебя Бог!
Я поцеловала ее и в слезах выбежала из комнаты.
Никто, к счастью, не заметил, как я возвращалась к себе из красной гостиной. Мои слезы, мое волнение, конечно, обратили бы на себя внимание. Я заперла дверь на задвижку, спрятала сумочку и бумаги под подушку и бросилась на кровать.
Избавление от ужаса пришло именно тогда, когда мне казалось, что нет другого выхода, кроме смерти. Я хотела броситься к ногам королевы, но бабушка решила все проще и лучше: пролетка, деньги, рекомендательное письмо, даже Брэдшоу, которая разбудит меня утром и которая из врага превратилась в друга.
Я долго не могла уснуть, вспоминая все, что со мной было за годы, проведенные в замке Кардуфф. Прощай, замок! Прощай, детство! И вдруг перед моим взором возник Александр О'Коннелл, возник так ясно, что мне захотелось дотронуться до него рукой. Слезы потекли у меня из глаз, потому что рана, нанесенная им моему сердцу, не хотела заживать…
В трубе выл ветер. Наконец в камине погасли последние угольки, и вокруг стало тихо и темно…
Меня разбудил стук в дверь. Думая, что это Брэдшоу, я вскочила с постели и открыла дверь. На пороге стоял Питерс.
— Мисс Валерия, я пришел за вами. Эдвард хочет вас видеть. Идемте скорей к нему.
— Не могу, Питерс, — ответила я, не впуская его в комнату, потому что он мог увидеть мою дорожную сумку и обо всем догадаться. — Бабушка посылает меня по своим делам в деревню.
Я чувствовала, что мой кузен доставит мне еще неприятности.
— Вы ведь знаете, мисс Валерия, как он сердится, когда вы к нему не приходите, — настаивал Питерс.
— Дайте ему успокоительное, — сказала я твердо, хотя мое сердце забилось в тревоге: неужели что-нибудь помешает моему бегству?
Питерс поклонился и ушел, очень недовольный. Несколько минут я провела в страхе. Неистовый вопль Эдварда мог разбудить сэра Генри, а тогда прощай свобода. В нетерпении я стала расхаживать по комнате.
В этот момент в дверь чуть слышно постучали. Я бросилась к двери и радостно вздохнула — это была Брэдшоу.
— Наденьте-ка еще накидку, — приказала она. — Деньги и бумаги взяли?
Я показала ей на сумочку, которую держала под мышкой.
— Хорошо, — сказала она, — тогда идемте.
Мы вышли из комнаты, и я увидела стоящую около двери большую плетеную корзину. Брэдшоу положила в нее мою дорожную сумку и взялась за ручку.
У подъезда уже стояла пролетка, на облучке которой сидел Джимми. Он поставил корзину рядом с другими вещами — алиби было полное, — и я села в пролетку.
— Прощайте, мисс Валерия! Да будет все, как повелел Господь! — тихо проговорила Брэдшоу и замолчала.
Я тоже молчала, не зная, что сказать на прощание горничной моей бабушки.
— Прощайте, Брэдшоу! Трогай, Джимми, — сказала я.
Декабрьское небо было еще темным, и на нем виднелись звезды. Наконец стало светать. Я ни разу не оглянулась назад, чтобы бросить прощальный взгляд на замок Кардуфф.
— Вы так бледны и напуганы, моя дорогая, что я не ошибусь, если скажу, что вы в первый раз едете в Лондон. Верно? — так говорила, смотря мне в лицо, некая миссис Коппланд, сидевшая рядом со мной на сиденье дилижанса.
Мне не хотелось отвечать этой любопытной особе, и я промолчала.
— И вас никто не сопровождает, — констатировала она, и в ее тоне прозвучало явное удивление, почему довольно хорошо одетая молодая леди едет в Лондон без служанки.