Три ночи и три дня ждали они своего бога. Никто не спал и ничего не ел. Перед угрюмым Силеном стоял пустой кубок. Никто не отзывался ни словом. Ждали… Пока на четвертый день не встало солнце, такое ясное, что скалы утратили свою суровость, а в омерзительных лужах отразилось спокойное голубое небо. Неизвестно откуда прилетел жаворонок и оживил сердца своей песней. А вскоре из темного отверстия в скале вышел на свет Дионис, еще более светозарный, чем прежде, а за ним выступила женщина в длинном белом облачении. Оба взошли на колесницу, и, когда женщина откинула покров, старый Силен узнал фиванскую царицу Семелу, мать Диониса.
Они шли теперь по аргивским полям на север. Всюду их приветствовали люди с неописуемой радостью. Матери поднимали на руках детей, чтобы показать им доброго бога. Некоторые женщины присоединялись к процессии и, распустив волосы, кричали: «Эвоэ!» – как вакханки. Аттические земледельцы вышли навстречу Дионису, окропив лица молодым вином. Сатиры гонялись за сельскими девушками, которые со смехом убегали от них. Рощи наполнились любовью и пьяным восхвалением вина.
На ночь Дионис останавливался во дворах и царских замках, и не раз хозяин приветствовал его, как добрый царь Эней, который отдал ему собственную жену, Алтею. Когда поход приблизился к Фивам беотийским, Дионис остановил повозку, чтобы Семела смогла поцеловать родную землю и обугленные руины царского дворца,[66] после чего через горы и ущелья они вступили в Фессалию. Кентавры разбежались по знакомым полям своей родины и вернулись в еще большем числе, приведя новых товарищей. Вдали виднелись снежные вершины Олимпа.
Широкой дорогой, выложенной бронзовыми плитками, дорогой, известной только богам, ехали Дионис с матерью. Его свита осталась внизу. Не подобало вводить в обитель счастливых богов эту шумную и диковатую стаю. Первыми заметили его Оры и побежали оповестить Гермеса. Быстроногий сын Майи немедленно явился и велел открыть ворота Олимпа. Тогда Дионис сошел с повозки и подал руку матери. Вошли в большой зал, где уже собрались все боги, а Зевс восседал на троне рядом с Герой. Дионис приблизился к отцу и попал в его приветственные объятия. Потом молодой бог обнялся с Герой, а проделав это, встал на ступени трона и, обращаясь к обществу богов, сказал:
– Изведав весь свет, возвращаюсь на Олимп, чтобы среди вас занять надлежащее место. Был я в подземном царстве и из рук страшного Аида вырвал ту, которая даровала мне жизнь. В награду за ее освобождение преподнес владыке теней священный мирт. Это мать моя, которую на земле называли Семелой и которую с этих пор будут почитать на небесах под именем Фионы.
При этих словах Зевс кивнул головой, и Олимп содрогнулся до основания. А Дионис вступил на млечную дорогу и, направляясь к самым небесным высотам, зажег на голубом небосводе чудесную ясную звезду – звезду своей матери.
1923
… земной круг – согласно представлениям древних греков, Земля, подобно круглому щиту, плавает на воде.
Чистый эфир – это, конечно, не аптекарский эфир и не таинственный эфир современной физики. В мистической космографии греков эфир означает верхний слой небесного воздуха, поражающий своей необыкновенной прозрачностью.
Гесиод – около 777 г. до н. э. пас скот на склонах Геликона. Там его посетили Музы и наградили вдохновением. Гекзаметром, по образцу Гомера, он сочинил поэму под названием «Теогония», в которой рассказывал о происхождении богов и создании мира.
Ивик – лирик, в качестве странствующего музыканта гостил в царских дворцах в начале VI в. до н. э. Горячими стихами воспевал силу Эроса (его убийство описано в балладе Шиллера «Ивиковы журавли»).
Акусилай из Аргоса – один из так называемых логографов, летописцев времен до Геродота. Написал обширную «Генеалогию», в которой пытался исправить, дополнить и продолжить Гесиода.
Алкей из Митилен – жил в конце VII в. и в начале VI в. до н. э. Беспокойный дух. Всю жизнь воевал. Война, вино и любовь составляют содержание его чудесных стихов, написанных мелодичным эольским диалектом. По всей вероятности, был влюблен в Сафо.
…мать богов Рея – дала соблазнить себя Лукиану и приписала достойной супруге Крона то, что, собственно, принадлежало малоазиатской Кибеле, развратной богине, с которой незаслуженно связывали Рею.
Беседа Эроса с Афродитой заимствована из Лукиана («Разговоры богов»).
…двор Зевса был полон интриг – очевидно, при этом никого не оставили незадетыми. Например, становится известным, что Артемида жестоко наказала Актеона за то, что он видел ее нагую во время купания. Это похвально, принимая во внимание чистоту и стыдливость девственной богини. Но женская половина Олимпа имеет об этом другое мнение. Почему Артемида так опасается, что другие увидят ее нагой? Если бы имела безупречную фигуру, не делала бы этого. А ее невинность! Разве не знаете, что она является опекуншей рожениц? Кто подумает, что девушка решилась бы на это…
Веселитесь… – стихи из Тибулла, первая элегия II книги.
Более всех любил он Зевса – последний тоже чаще других охотнее покорялся Эросу. Не удивительно, что некий остроумный гончар намалевал на старинной греческой вазе Эроса, который хворостиной гонит Зевса к Ганимеду.
…чувствует себя обязанным… – например, в истории с Европой. Критский платан, под которым Зевс отдыхал после долгого морского путешествия рядом с прелестной финикиянкой, оделся вечнозелеными листьями. Европа получает в подарок гигантского бронзового пса Талоса, от которого не может уйти никакая дичь и которого не берут стрелы. Это галантность, на которую не каждый из богов способен.
Историю Анаксареты рассказал Овидий, «Метаморфозы», XIV.
Старый Филет заимствован из греческого романтического сюжета «Дафнис и Хлоя».
Анакреон – об этом поэте следует знать, что его расцвет приходится на VI в. до н. э. и что на 80-м году жизни он подавился виноградной гроздью.
Стихотворение Платона, из которого заимствован образ спящего Эроса, достоверность которого не установлена точно, находится в Антологии греческой поэзии.
Текст «эстафеты Афродиты» по странности случая сохранился у сицилийского элегика Мосха (III–II в. до н. э.).
…черный таинственный камень хранит его имя – в беотийской Феспий находился храм Эроса, где объектом поклонения был неотесанный камень. Культ его был еще догреческого происхождения, и в этой местности он считался высшим божеством, источником жизни и плодородия. Каждые четыре года в его честь устраивали игры.
Зевс, Гера и волшебный пояс – это достаточно редкое отображение чувствительной супружеской сцены с космической пышностью описано Гомером в XIV песне «Илиады». В этом отрывке ощущается отзвук древней космогонии, по которой вся жизнь на Земле возникает в процессе любовных отношений высшего бога с высшей богиней.
Перед встречей с Зевсом Гера с необычной тщательностью занимается туалетом, описание которого приводится ниже.
Вначале тело, возбуждающее желание, обмывает амброзией, после чего умащивает амброзийным маслом, запах которого распространяется за пределы Олимпа. Причесав буйные кудри, заплетает косички и с бессмертного виска убирает локон волос. Только после этого облекает себя в одежды бессмертных, которые пряла сама Афина из тончайшей ткани, украшенной вышивкой. Одеяние на груди прихватывает золотой застежкой, а стан охватывает поясом с сотней серебряных украшений. В мочки продела серьги с тремя звездочками тончайшей работы, которые веселили душу своими блеском. Набросила еще накидку, белизной подобную солнечному лучику, и к стопам привязала разукрашенные сандалии.
Так, разнаряженная, не пошла сразу к Зевсу, поскольку лишняя предусмотрительность никогда не помешает, а зашла к Афродите за волшебным поясом. Было забыто, что Гера не раз обзывала Афродиту «собачьей блохой». Высказывая друг другу всяческие приятности, поговорили о том, о сем. Под конец Гepa попросила пояс. Киприйская дева ни в чем не могла ей отказать. Сняла из-под груди пояс, разукрашенный вышивкой, разноцветный, таинственный, ибо в нем крылись секреты очарования. Сосредоточены в нем таинственным образом и любовь, и страсть, и любовные шептания, и нежные увещевания, способные превозмочь разумнейшие возражения. Гepa поблагодарила и укрыла пояс на подобающем месте. А когда предстала перед Зевсом, заныло в нем сердце сладким желанием и признался ей со всем пылом, что никогда до сих пор ни одна женщина не пробуждала в нем такой любви. В доказательство перечислил ей всех своих возлюбленных, сопровождая их имена соответствующими пояснениями… («Илиада», песнь XIV, 170–325).
