При виде этого призрака полковник чертыхнулся.
— Дьявол! — пробормотал он, отчаянно ощупывая свои спущенные штаны и стараясь не шевелиться, чтобы нож не вонзился ему в горло.
— Не очень приятное ощущение, верно, полковник? — сказала девушка, все еще улыбаясь, но глаза ее были твердыми и холодными, как фиолетовые камни. Нож проколол кожу, и на шее появилась капелька крови, круглая, как бусинка, и стекла вниз, запачкав складки его белого шарфа.
Адамово яблоко Корнише судорожно задвигалось, и кончик ножа скользнул вверх и прижался к мягкой коже под подбородком. Француз уже не пытался привести в порядок свою одежду, по лбу у него катились крупные капли пота.
— Есть старая пословица, полковник. Поступайте с людьми так, как хотите, чтобы поступали с вами, — продолжала Фиалка. — О, еще, припоминаю, говорят о сладости мести.
Кончик ножа очертил круг на его коже.
— Ради Бога, — прошептал он хрипло. — Если вы собираетесь это сделать, не мешкайте.
Она покачала головой, и, увидев выражение ее глаз, он содрогнулся. Но прежде чем Фиалка успела продолжить, вмешался Сент-Саймон. Его слова, полные нетерпения, донеслись откуда-то из темноты.
— Ради Бога, девушка! Ты с ним играешь, как кошка с мышью. Давай покончим с этим и уберемся отсюда.
Онемевший Корнише не сводил глаз с высокого закутанного в плащ англичанина, оттолкнувшего мучительницу и шагнувшего вперед. В правой руке тот держал кавалерийскую саблю.
— Простите меня, Корнише, но мне от вас кое-что надо. Его сабля дважды блеснула, движения были столь быстрыми, что француз едва успел перевести дыхание, как богато украшенные золотым галуном эполеты с всплеском упали в яму.
— И пуговицы, — потребовала Фиалка из темноты. Джулиан вздохнул.
— Еще раз прошу прощения, Корнише, но я заключил сделку с этой мстительной бабенкой.
Снова блеснула сабля, и золоченые пуговицы с выгравированным на них наполеоновским орлом одна за другой последовали за эполетами в отверстие нужника. Корнише остолбенел. Глаза его выкатились из орбит, челюсть отвисла, но прежде чем он сумел взять себя в руки, незваный гость отпрыгнул в сторону, и полковник остался один в крохотном вонючем закутке. Если бы не дыра в полотне и его мундир, лишенный эполет и пуговиц, он был бы готов поверить, что весь этот унизительный кошмар ему приснился.
Полковник схватился за штаны, подтянул их к поясу, завопил:
— Ко мне! — и рванулся к ограде.
Со всех сторон к нему бежали люди, а разгневанный командир сыпал распоряжениями и что-то сбивчиво объяснял, не переставая сражаться со своими штанами, а его лишенный пуговиц мундир все время распахивался.
Когда маленький партизанский отряд добрался до леса, преследуемый воплями французов, Джулиан вдруг понял, что Габриэль исчез.
— Нам надо разделиться. — закричала Тэмсин, когда они голова к голове мчались сквозь кустарник. — Если мы разделимся, нас будет труднее преследовать.
— Я не выпущу тебя из виду, — сквозь зубы пробормотал Джулиан, успев схватить ее за запястье, когда она попыталась нырнуть в сторону.
— Я дала вам слово!
— И все же я не выпущу тебя из поля зрения. А теперь беги.
— А что же я, по-вашему, делаю? — спросила она сердито. — И, если у вас есть мозги, а не одни только уши, милорд полковник, вы должны бы сообразить, что Цезарь остался с вашими людьми, и будь я проклята, если подарю свою лошадь вам.
— Подстраховаться всегда не вредно, — последовал холодный ответ.
— Вы не знаете главной заповеди партизанской войны… И это были последние слова, которыми они обменялись, пока продирались вперед, не обращая внимания на шум и на то, что оставляют следы, — сейчас все решала скорость.
Сзади доносились неразборчивые крики и трещали беспорядочные выстрелы. Послышался крик боли, за ним последовал полный ярости вопль.
— Похоже, они перестреляют друг друга, — задыхаясь прошептала Тэмсин и злорадно ухмыльнулась. — Они не знают, кого искать. Представьте себе Корнише, пытающегося объяснить, что случилось…
— Прекрати зубоскалить и замолчи, — приказал Джулиан, хотя его собственные губы подергивались в усмешке при мысли об обычно безупречном полковнике с нафабренными усами, стоящем в оскверненном мундире, подтягивающем спущенные штаны и пытающемся описать странную встречу в сортире.
Над их головами просвистела пуля, и желание смеяться их оставило. Они теперь старались держаться поближе к опушке леса, где расположилась шестая бригада, но эта относительная близость не могла спасти, когда пули свистели у самого уха.
Тэмсин петляла из стороны в сторону и тащила за собой Сент-Саймона, продираясь сквозь колючие кусты, казавшиеся ему непроходимыми. Но каким-то образом им удалось пробраться сквозь заросли, хотя шипы и рвали одежду, и перед ними открылась тропинка.
Наконец им удалось добраться до прогалины. Услышав шум и звуки выстрелов, сержант отдал команду, и двадцать солдат шестой бригады сели на коней и с обнаженными саблями в руках ждали следующего приказа. Тэмсин вскочила на своего Цезаря, как только Габриэль появился на поляне с обнаженным палашом. Он поднял руку в знак приветствия — при этом лицо его было, как всегда, благодушным и безмятежным — и взгромоздился на лошадь.
— Люди истомились в ожидании хорошей потасовки, сэр, — сказал сержант, поглаживая рукоять сабли. — Думаю, они заслужили потеху.
Полковник Сент-Саймон покачал головой;
— В Бадахосе этого будет хоть отбавляй. Он повернул коня и, подняв руку, дал знак к выступлению. Отряд уже тронулся, когда на поляне показалась группа преследователей. Но французы были пешими и могли лишь в бессильной ярости наблюдать, как их добыча скрывается в темноте.
Сент-Саймон поравнялся с молочно-белым арабским жеребцом Тэмсин. Он заметил на щеке у нее большую царапину, оставленную колючими кустами, через которые они продирались при отступлении. Но это, как видно, мало тревожило ее.
Какого черта она претендовала на родство с какой-то корнуолльской семьей? По правде говоря, это не лезло ни в какие ворота. Он поймал себя на том, что разглядывает Фиалку, ища признаки английской крови. Она не обладала оливковой кожей, черными волосами и глазами — признаками, свойственными типичным представителям испанской расы. Напротив, кожа у нее была белая, волосы светлые, а глаза фиалковые, что чаще встречается у англичан. Но это еще ни о чем не говорило. В общем, ее внешность вряд ли могла помочь установить ее истинное происхождение. Эта девушка смешанных кровей несомненно обладала яркими чертами не только внешности, но и характера. Хотя скорее унаследовала их от разбойничьего барона, а не от смиренной английской девы… Ну хотя бы ее безжалостность и высокомерие.
