И буду от всей души жалеть, что не я была на ее месте.
Герцог встретил нас во дворе.
– Вы хорошо держитесь в седле… мисс Пенроуз.
Я притворилась, будто не заметила, что ему снова захотелось назвать меня по имени.
– Спасибо, ваша светлость.
Саймон помог мне спешиться. Когда конюх увел лошадей, я механически направилась к двери, ведущей в мои апартаменты.
– Куда вы, мисс Пенроуз?
– Переодеться, сэр.
– Не спешите! Я приказал накрыть вам завтрак в малой гостиной.
– И для меня тоже? – взволнованно вскричала Пенелопа.
– Разумеется.
Она запрыгала от радости. В тот момент она полностью соответствовала описанию доктора Райнхарта: здоровый, нормальный ребенок.
Мне не хотелось идти в малую гостиную, однако выбора не было. Нас ожидал поднос с завтраком: молоко и печенье для Пенелопы и кофе для нас с Саймоном. Кофе удивил меня – обычно в такой час подавали чай.
– Я подумал, что вы любите кофе, так как жили в Европе, – заметил герцог; подходя.
– Спасибо, сэр. Кофе восхитительный.
Улыбка у него была очаровательная, обращение дружеское, однако это ничего не значило. Я напомнила себе: он может включать и выключать свое обаяние, когда захочет.
Когда он обратился к Пенелопе, я принялась без стеснения рассматривать его, пытаясь разобраться в своих чувствах. Я сравнивала его с Саймоном, сравнение было не в пользу герцога. И тем не менее я не могла отвести глаз от его лица с некрасивыми, рублеными чертами. Вдруг меня словно громом поразило. Я поняла, за что полюбила герцога. Он – мужчина. Его сила и мужественность не ускользают от женщин, потому-то и я отличила его. Я изнывала от желания подойти к нему и положить руки на его сильные плечи… с нежностью провести пальцами по его скулам. Мне хотелось почувствовать прикосновение его сильных рук, ощутить его мужественность, его страсть. Ни один мужчина не пробуждал во мне такого острого желания. Что с того, что у него плохая репутация! Он мужчина, и я люблю его, и победить свое чувство я не в силах.
Моя чашка звякнула о блюдце, на меня посмотрели три пары глаз, и среди них – темные, проницательные глаза герцога, которого я про себя уже называла Гарри. Я поняла: если я сейчас же не убегу, он разгадает мои чувства. Интересно, что же он тогда сделает? Наверное, откинет назад голову и расхохочется!
– Простите, ваша светлость, – сказала я, вставая.
– Если вы хотите уйти, – не сразу ответил он, – не смею вас удерживать. – Он отвесил мне шутливый поклон.
Наши взгляды встретились. В его глазах плясали веселые огоньки. Мне захотелось ударить его, броситься к нему, почувствовать, как его сильные руки обнимают меня… поднимают выше… пока наши губы не встретятся. Желание было таким сильным, что у меня закружилась голова. Я повернулась и поспешила к себе.
Однако мне еще не суждено было испытать роскошь одиночества. У самой двери в классную комнату я лицом к лицу столкнулась с Мод Уэйт. Она была тепло одета – видимо, возвращалась с прогулки. Мне стало жаль одинокое, никем не любимое создание. Я улыбнулась и сказала:
– Чудесный сегодня день, правда, мисс Уэйт?
Плотно сжав губы, она бросила выразительный взгляд на мою амазонку.
– Прогулки – мое единственное развлечение.
– Очень приятное.
– К сожалению, я гуляю одна. Вам, мисс Пенроуз, повезло больше.
– Я могу научить вас ездить верхом, – предложила я, проигнорировав упрек.
– Благодарю вас. К несчастью, я не могу позволить себе необходимый костюм.
Что-то подсказало мне: не стоит признаваться мисс Уэйт, откуда у меня амазонка.
– Мы с вами иногда можем гулять вместе, – великодушно предложила я. – Когда я только приехала в замок, я тоже гуляла одна.
– Едва ли у вас будет время для прогулок, – язвительно отвечала гувернантка. – Вы очень быстро освоились в Фэрмайле, мисс Пенроуз.
Войдя к себе, я тут же забыла о Мод Уэйт. Все потеряло смысл, кроме Гарри, герцога Квинсфорда, и моей страстной, неодолимой любви к нему. Любовь посеяла смуту в моей доселе спокойной душе и перевернула вверх дном все мои прежние представления о жизни. Раньше мне казалось, что мой избранник должен обладать некими определенными качествами: надежностью, порядочностью, высокой нравственностью, достоинством. Среди друзей моего отца высоконравственные попадались редко, однако мой отец был на свой лад порядочным и достойным человеком, любящим отцом, пусть и не всегда выполнявшим свой родительский долг по отношению к дочери. Я знала, что после смерти мамы он любил других женщин, но понимала и прощала его.
Тогда почему я не могу понять и простить человека, в которого влюбилась? Может, леди Хит и все те, кого он любил до нее, предлагали ему лишь такое же временное облегчение, какое искал мой отец, и не более того.
Однако подобные мысли мало утешали. Я поняла, что хочу занять в его жизни первое место, быть предметом его безраздельной любви. Все или ничего!
Разумеется, в моем положении ответ мог быть только один: ничего.
В понедельник после ленча гости уехали. Пустой и праздный уик-энд подошел к концу. Богатые бездельники возвращаются по домам и, перемывая друг другу косточки, будут ждать следующего приглашения в гости.
Я рада была отъезду гостей, однако расстроилась из-за того, что герцог уехал с ними. Огорчение мое усугубляла Пенелопа. Она не проявляла никакого интереса к учебе. Праздник кончился, и вернулась ее прежняя враждебность.
Через три дня я убедилась в том, что Мод Уэйт радуется моим неудачам. У нее вошло в привычку входить в класс во время моих уроков и садиться за стол у окна. Она притворялась, будто проверяет тетради Пенелопы по арифметике или английскому, а сама держала ушки на макушке. Хотя она не понимала ни слова по-французски, даже ей было ясно, что Пенелопа валяет дурака. Мисс Уэйт предвкушала мой провал.
В конце недели стало ясно: придется поменять методику. Пока гувернантка разделяет наше общество, девочка будет работать на публику. Она от природы была умна: арифметика и родственные ей предметы давались ей легко. Девочка сопротивлялась лишь неизвестности. К тому же она легко возбуждалась и быстро уставала, как и любой ребенок, которому недоставало развлечений. Правда, в обязанности мисс Уэйт вменялось обучать ее живописи, однако уроки были довольно скучны, они сводились к рисованию натюрмортов в классной комнате.
Хотя Пенелопа и огорчала меня своим нежеланием учиться, я невольно жалела ее. Ей недоставало общества сверстников. После уроков она была предоставлена самой себе. Ничего удивительного, что компанию Алисы она предпочла обществу Мод Уэйт.
