– Нет! Нет! – выпалила она, смущенная новыми запретными чувствами, которые испытывала, несмотря на ненависть к нему.
Что же она за женщина, если его поцелуи способны превращать ее в животное – животное, стремящееся лишь удовлетворить свои низменные инстинкты? Казалось, в голове Беренис не осталось ни одной мысли; она только ощущала его губы на лице и шее, его руки, спускающие ворот ее ночной сорочки, чтобы коснуться обнаженной груди.
– Да! Да! Какой потрясающий спектакль! – издевательски повторял он.
Хуже всего была именно эта насмешка, которая явно свидетельствовала о том, что, несмотря на страстное желание, он все равно презирал Беренис. Движимый демонами страха и гордости, Себастьян положил ей руку ниже талии и прижал ее бедра к своим, чтобы Беренис почувствовала силу его желания.
Она тихо вскрикнула. Как бы там ни было, это не может длиться вечно.
– Вы не джентльмен, сэр. Пустите меня! – потребовала она.
Словно откуда-то издалека она услышала его смех и громкий голос:
– Non, mon trésor![5] Скоро это станет частью твоей жизни. Я покорю тебя, маленькая мегера!
Ты научишься получать от этого удовольствие, когда я стану твоим мужем и хозяином…
Такая наглая самоуверенность еще больше разожгла пламя ее ярости и придала силы. Беренис стояла, залитая лунным светом, ее кожа мерцала, словно мрамор, между полами распахнутой накидки.
Голос стал низким и зазвучал угрожающе, когда она спросила:
– Вы уверены, что победите, не так ли? Но я еще даже не начала бороться!
Она бросилась через комнату, распахнула двери и, не оглядываясь, побежала вверх по лестнице, уверенная, что Себастьян преследует ее. Со вздохом облегчения она, наконец, захлопнула дверь и задвинула засов. Она плакала от бессильной злости и не могла найти слов: он был самым отъявленным, отвратительным, достойным лишь презрения грубияном. Бесчувственным! Толстокожим! Никто никогда не будет командовать ею и приказывать ей, что делать. Почему, ну почему отец с таким упорством стремится получить свою долю прибыли Себастьяна от торговли мехами? Ведь у него и без того достаточно денег!
Контрабанда! Отвратительное занятие, которое было предметом обсуждения за обеденным столом. Контрабанда – этим все было сказано! До связи с людьми, промышляющими контрабандой, не снизойдет ни один порядочный джентльмен. Но времена меняются, и теперь отец мечтает породниться с Себастьяном, потому что тот вывез целую партию этих мягких, пушистых, пользующихся безграничным спросом шкур из своей страны прямо под носом у американской акцизной службы. Она, Беренис, будет принесена в жертву на алтарь Мамоны.
Шеба спала в своей корзинке и даже не пошевелилась, когда Беренис скинула пеньюар и бросилась на высокую кровать с пологом, натягивая на себя холодные простыни. Мысли ее пребывали в смятении. Она не была уверена в чувствах Перегрина, хотя старалась убедить себя в обратном, и не могла избавиться от воспоминания о сильных руках и требовательных губах Себастьяна. Мужчины! Она ненавидела их, и больше всех – своего жениха. Она перевернулась на спину и сжала колени, словно стремилась сохранить свою девственность как можно дольше. Сердце ее неистово заколотилось в предчувствии надвигающейся на нее ужасной действительности в образе свадебного кортежа.
Себастьян будет обладать ее телом! Эта мысль пугала ее. Это будет насилием над ее плотью – той плотью, которая была предназначена, как священный сосуд, для поэта – такого, как Перегрин. Множество сложных, противоречивых чувств охватывало Беренис, когда она лежала, устремив бессонные глаза на балдахин. Снова и снова возвращалась она мыслями к разговору с Себастьяном. Что бы она ни делала и как бы сурово ни осуждала его, она не могла изгнать из души его образ. Как будто он заклеймил ее своими поцелуями! Громко застонав, Беренис зарылась лицом в подушки, словно это могло спасти ее от рокового мгновенья, которое неумолимо приближалось.
Две кареты неслись по скаковому кругу со сногсшибательной скоростью; копыта лошадей гулко стучали о камни беговой дорожки, громыхали обитые железом колеса. Это были легкие, высокие экипажи, быстрые и небезопасные, каждый из которых был запряжен парой потных, взмыленных лошадей, подобранных по мастям – черные с серым в яблоках.
Все кругом, не переставая, возбужденно кричали – слишком крупные ставки были сделаны на победителя. Зрители расположились вдоль края зеленой лужайки, расстилающейся, словно огромный ковер, перед полукруглой террасой величественных белокаменных строений, которые образовывали великолепный Королевский Полумесяц Бата. Небо было ясно-голубым, и яркое солнце освещало это захватывающее и довольно скандальное представление, которое устроила леди Беренис Росситер, выставив свой фаэтон против экипажа чемпиона, сэра Хью Колдуэлла.
Беренис замечала присутствие толпы, хотя все ее существо было сейчас устремлено к одной цели: наказать Хью, как он того заслуживал. Как он только посмел намекнуть, что она не способна управлять беговыми колесницами? Она приняла его вызов, желая доказать, что является достойным противником. Но главная причина заключалась в том, что Себастьян, который уехал с отцом в Стреттон Корт, будет взбешен, когда услышит об этом.
Бат загудел, когда новость о состязании распространилась по городу. Злые языки с наслаждением смаковали эту последнюю сплетню о Беренис. Мало того, что из-за нее только что дрались на дуэли и что она приехала в сопровождении своего американского жениха! Причем стоило ему ненадолго отвлечься, как она бросила вызов одному из лучших наездников! Были заключены многочисленные пари, и большая толпа собралась, чтобы стать свидетелями этого события.
– Я не позволю ему победить! – поклялась Беренис, когда, сжимая поводья затянутыми в перчатки руками, заставляла лошадей развить наивысшую скорость. Делом первостепенной важности было выйти победителем из этого состязания. Поражение будет означать, что она в очередной раз побеждена мужчиной. Это был скрытый вызов самому Себастьяну, который она бросала, показывая, что у нее есть собственная воля и ему никогда, никогда не подчинить ее.
Хью изрыгал проклятья и хлестал кнутом своих серых, бросая их в погоню. Беренис оглянулась. Он нагонял ее, его лицо выражало изумление, смешанное с восхищением. Его лошади мчались с максимальной скоростью: уши прижаты, хвосты и гривы развеваются, ноздри расширились, глаза навыкате. Беренис, тем не менее, сохраняла запас сил и скорости, и только сейчас отпустила поводья. Фаэтоны пронеслись к финишной прямой, и, сделав внезапный рывок, Беренис пересекла финишную линию, опередив Хьюго буквально на волосок. Под одобрительные возгласы она бросила поводья своему груму и сошла на землю – с горящими от возбуждения щеками, с выбившимися из-под шляпки волосами.
