Тогда вскочил судья Бурье, и его пронзительный голос прорезал тишину:
— Пусть придет отец Кирше! Пусть он придет сам! Пусть он даст свидетельство по поводу процедуры, проведенной негласно, тайно от правосудия, а потому вызывающей подозрение по многим пунктам.
— Отец Кирше придет, — очень спокойно ответил, Дегре. — Он уже должен был быть здесь. Я послал за ним.
— А я говорю вам, что он не придет, — прокричал Бурье, — потому что вы солгали, вы от начала до конца придумали эту невероятную историю о тайной процедуре «изгнания беса», чтобы воздействовать на воображение судей. Вы хотите, прикрывшись именами почтенных представителей церкви, повлиять на приговор. Конечно, подлог все равно обнаружился бы, но слишком поздно.
Молодой адвокат, вновь обретя свойственную ему живость, кинулся к Бурье.
— Вы оскорбляете меня, сударь. Я не подделываю документов, как вы. Я помню клятву, которую дал перед советом королевского ордена иезуитов, когда получал свое звание.
Публика снова зашумела. Массно встал, пытаясь что-то сказать, но в общем шуме слышался только голос Дегре:
— Я требую… я требую отложить заседание на завтра. Даю клятву, что отец Кирше подтвердит свое заявление.
И в этот момент хлопнула дверь, выходившая во двор, струя холодного воздуха вместе со снегом ворвалась в зал. Все повернулись в ту сторону и увидели в дверях двух покрытых снегом стражников. Стражники расступились, пропуская вперед изысканно одетого коренастого смуглого человека, который, судя по тому, что его Парик и плащ были почти сухими, приехал в карете.
— Господин председатель, — сказал он хриплым голосом, — я узнал, что, несмотря на поздний час, заседание суда еще продолжается, и счел необходимым сделать важное, на мой взгляд, заявление…
— Мы вас слушаем, господин начальник полиции, — в недоумении проговорил Массно.
Повернувшись к защитнику, начальник полиции господин д'Обре сказал:
— Присутствующий здесь господин Дегре обратился ко мне с просьбой отдать приказ о розыске находящегося в Городе преподобного отца-иезуита по имени Кирше. Я разослал своих людей в те места, где он мог быть, но никто его там не видел, и тут мне доложили, что среди плывущих по Сене льдин был обнаружен труп утопленника и увезен в морг Шатле. Я отправился туда в сопровождении священника-иезуита из Тампля. Тот без колебаний опознал в погибшем своего собрата отца Кирше. Смерть, судя по всему, наступила сегодня на рассвете…
— Итак, вы идете даже на преступление! — прорычал Бурье, вытянув руку в сторону Дегре.
Остальные судьи о чем-то взволнованно спорили с Массно. Толпа орала: «Хватит! Пора кончать!»
Анжелика, ни жива ни мертва, не могла даже понять, к кому относятся эти выкрики. Она заткнула руками уши. Но тут же, увидев, что Массно поднялся, опустила руки и напрягла слух.
— Господа, — сказал председатель, — заседание продолжается. Ввиду того что главный свидетель защиты преподобный отец-иезуит Кирше, названный господином адвокатом в последнюю минуту, только что найден, мертвым и господин начальник полиции, присутствующий здесь, не обнаружил на трупе никаких документов, которыми бы отец Кирше посмертно подтвердил заявление адвоката Дегре, а также ввиду того, что один лишь преподобный отец Кирше мог придать авторитетность так называемому акту о тайно произведенной процедуре, суд считает наиболее разумным… признать этот документ несуществующим и недействительным и удаляется на совещание.
— Не делайте этого! — отчаянным голосом прокричал Дегре. — Отложите вынесение приговора! Я найду свидетелей! Отца Кирше убили!
— Вы убили! — бросил Бурье.
— Успокойтесь, мэтр Дегре, — сказал Массно, — доверьтесь решению судей.
***
— Сколько длилось совещание — всего несколько минут или целую вечность?
Анжелике показалось, что судьи в своих квадратных шапочках и красных и черных мантиях даже не пошевелились, что они находятся здесь уже давным-давно и никогда отсюда не уйдут. Но только теперь они не сидели, а стояли. Губы председателя Массно шевелились. Дрожащим голосом он заговорил:
— Объявляю именем короля: Жоффрей де Пейрак де Моран обвинен и признан виновным в таких преступлениях, как похищение, безбожие, обольщение, магия, колдовство и другие мерзкие дела, перечисленные во время процесса, во искупление коих он будет отдан в руки палача, отведен на площадь Собора Парижской богоматери, где принесет публичное покаяние с непокрытой головой, босой, с веревкой на шее, держа горящую свечу весом в пятнадцать фунтов. После этого он будет препровожден на Гревскую площадь и заживо возведен на костер, разложенный для этой цели, и будет гореть до тех пор, пока его тело и кости не сгорят дотла и не превратятся в пепел, который будет развеян по ветру. Все его состояние будет конфисковано и перейдет в королевскую казну. А до сожжения он будет подвергнут пытке обычной и чрезвычайной. Объявляю: саксонец Фриц Хауэр признан его сообщником и во искупление своей вины приговорен к казни через повешение, и он будет висеть на виселице, воздвигнутой для этого на Гревской площади, до тех пор, пока не наступит смерть. Объявляю: мавр Куасси-Ба признан его сообщником и во искупление своей вины приговорен к пожизненной каторге.
Высокая фигура подсудимого, который стоял у позорной скамьи, опершись на свои палки, качнулась. Жоффрей де Пейрак повернул к судьям свое бескровное лицо.
— Я невиновен!
Его голос прозвучал в мертвой тишине.
И тогда он продолжал спокойным, но глухим голосом:
— Господин барон де Массно де Пуйяк, я понимаю, что уже поздно заявлять о своей невиновности. Итак, я буду молчать. Но прежде чем уйти, я хочу публично заявить о своей признательности вам за ваше стремление добиться справедливости на процессе, где вас принудили быть председателем и навязали приговор. Как представитель старинного дворянского рода, я заверяю вас, что вы более достойны своего герба, чем те, кто вами правит.
Красное лицо президента тулузского парламента скривилось. Внезапно он закрыл ладонью глаза и крикнул на провансальском языке, который в зале могли понять только Анжелика и подсудимый.
— Прощай! Прощай, мой брат, прощай, земляк!
На улице была глубокая ночь, хотя уже чувствовалась близость рассвета. Падал снег, и ветер бросал его в лицо крупными хлопьями. Скользя на плотном снегу, люди расходились из Дворца правосудия. На дверцах карет покачивались фонари.
***
Анжелика одиноко брела по темным улица Парижа. Когда она выходила из Дворца правосудия, толпа оттеснила ее от монахини.
Она машинально направилась в сторону Тампля, ни о чем не думая, желая только одного: скорее вернуться в свою комнату и склониться над колыбелью Флоримона.
