— Пока его светлость меня не слышит, я буду говорить то, что думаю, — заявил лорд Уорчестер. — Может быть, я покажусь вам трусом, но должен сказать, что он по малейшему поводу хватается за пистолет.
Фортуна рассмеялась:
— Сэр Гай тоже боялся, что его светлость вызовет его, но я не думаю, чтобы маркиз стал из-за меня драться на дуэли.
— Вы слишком скромны, — сказал лорд Уорчестер, — и, вероятно, слишком молоды, чтобы понять, что мужчины из-за вашей красоты будут не только стреляться и умирать, но и изнывать от тоски — как придется изнывать мне, ибо вы для меня — недосягаемая звезда!
— Мне так хочется верить, что это правда! — воскликнула Фортуна. — Но благодарю вас, милорд, за эти слова. И хотя я знаю, что вы надо мной смеетесь, все же приятно думать, что я пользуюсь успехом у мужчин.
— Вы очень милая и неиспорченная девушка, — произнес лорд Уорчестер совсем другим тоном. — Жаль, что…
Но тут он замолчал и взглянул на маркиза. Губы его сжались, и до конца танца он не проронил ни слова.
Усаживаясь на свое место, Фортуна вдруг заметила, что почти все свечи потушены. В зале царил соблазнительный полумрак, и, хотя веселые танцы продолжались, многие уже разлеглись на диванах, стоявших вдоль стен, или сидели, положив руки на стол, словно им было трудно не только танцевать, но и стоять.
Неожиданно на середину зала выскочила танцовщица и принялась неистово кружиться. Юбки ее развевались как бешеные. Два джентльмена с хохотом преследовали ее, хватая за платье и разрывая тонкую ткань.
— Саломея под семью покровами! — закричал один из них. — Осталось только два!
Они пытались схватить ее в свои объятия, но поскальзывались на паркете, и скоро, под радостные возгласы друзей, сорвали с нее почти всю одежду. Но тут, с криками притворного возмущения, танцовщица убежала от них.
Она ловко увертывалась, лавируя между стульями и столом, но в конце концов была поймана и, крича от радости, отнесена в тень.
— Позы! Позы! — закричали несколько джентльменов, и в центр зала вышла красивая австриячка из Вены.
Она начала медленно раздеваться, снимая одну деталь одежды за другой и принимая картинные позы на манер «живых картин», от которых сходил с ума весь Париж и которые только недавно появились в Лондоне.
И только тогда, когда под взрывы аплодисментов и крики «Браво» она осталась почти совсем обнаженной, маркиз взглянул на часы. Повернувшись к Фортуне, которая широко раскрытыми глазами смотрела на это представление, он сказал:
— Я ухожу, у меня назначена встреча в «Белом клубе». Хотите остаться?
Он спросил это таким тоном, как будто его ни в малейшей степени не интересовало, что она будет делать, и Фортуна быстро произнесла:
— Я тоже хотела бы уйти, милорд.
— Нет, вы нас не покинете! — вскричал сэр Гай.
Он перестал флиртовать с красивой рыжеволосой венецианкой и вновь пригласил Фортуну на танец.
— Благодарю вас, но мне пора спать, — ответила девушка. — Пусть я покажусь вам неблагодарной, но за последние двадцать четыре часа произошло столько событий, что я еле держусь на ногах.
— О, не будьте такой жестокой! — вскричал сэр Гай. — Но я понимаю! Неужели и ты нас покинешь, Сильванус?
— Я думаю, вы и без меня прекрасно обойдетесь, — заметил маркиз.
— Вечеринка получилась просто бесподобной, — ответил сэр Гай. — И я не виню тебя за то, что тебе хочется побыть с Фортуной наедине. Она очаровательна! Жаль, что я не встретил ее первым!
Маркиз, ничего не ответив, отвернулся, словно эта тема нагоняла на него скуку.
— Доброй ночи, — сказала Фортуна сэру Гаю, — и большое вам спасибо.
Он поцеловал ей руку и хотел было прошептать что-то на ухо, но она бросилась за маркизом. Его светлость был уже у самой двери, когда Одетта быстро приблизилась к нему и взяла за руку.
— Вы придете ко мне завтра, месье? — услыхала Фортуна ее вопрос. — Я очен, очен сильно хочу вас видеть. Понимаете? Да? У меня никого нет — пока.
— Простите, но я очень тороплюсь, — ответил маркиз.
Он поднес ее руку к губам, но она обвила его шею руками и поцеловала.
— Я частлива, очень частлива! — вскричала Одетта. — A demain, mon brave[10].
Фортуне показалось, что она вложила в эти слова какой-то иной смысл, но какой, понять не могла.
Они с маркизом прошли по длинному коридору, который вел из бального зала в основную часть дома. Когда они вошли в холл, сонный лакей поднялся на ноги.
— Вели подать мой экипаж, — приказал маркиз.
— Слушаюсь, милорд.
Лакей открыл дверь.
— Доброй ночи, Фортуна, — произнес маркиз. — Воображаю, как крепко вы будете спать после всех этих треволнений.
— Доброй ночи, Аполлон, — тихо сказала Фортуна. — Я буду молиться, чтобы вы выиграли.
Маркиз направился к дверям, но, заметив, что Фортуна не уходит, снова повернулся к ней.
— Вам понравился обед? — спросил он. — Вас не шокировало поведение гостей?
— Шокировало? — спросила Фортуна. — Н… нет, мне очень… понравилось. Но мне больше понравился вчерашний вечер, когда мы были с вами одни.
Она произнесла это без всякой задней мысли — просто констатировала факт. Но маркиз взглянул ей в лицо и нахмурился.
— Доброй ночи, Фортуна, — холодно произнес он и быстро вышел из холла.
Она смотрела ему вслед, и в ее глазах застыла обида — что она сказала такого, что не понравилось ему?
Садясь в экипаж, маркиз вдруг увидел полковника Алистера Мерил, спешащего по тротуару к нему.
— Доброе утро, Алистер, — сказал маркиз. — Я надеялся увидеть тебя вчера вечером у себя на обеде.
Полковник отвел маркиза в сторону, чтобы разговор не услышали слуги.
— Я ездил в Итон, — тихо сказал он. — Хотел посмотреть на своего кузена — виконта Мера.
— И какое же он произвел на тебя впечатление? — спросил маркиз.
— Размышляя о том, что ты мне рассказал и что было написано в письме твоей старой гувернантки, — ответил полковник, — я вспомнил, что хорошо знал Гримвуда. Когда меня считали наследником герцога, я частенько наведывался в Мерил-Парк. — Губы полковника на мгновение сжались, но потом он продолжил: — Помню, что не раз заезжал на ферму к Гримвудам, охотясь в тех местах. Однажды моя лошадь захромала, и я сидел в доме фермера, ожидая, пока мой конюх не приведет другую. Миссис Гримвуд угостила меня пивом и домашней ветчиной, а вскоре и Гримвуд вернулся с поля.
— А как он выглядел? — спросил маркиз.
— Это был крупный мужчина могучего телосложения с темными волосами, — ответил полковник. — Это был настоящий селянин — человек, родившийся и выросший в деревне.
