– Даже если он в беспамятстве, мы должны его уважать.
– То, чем мы занимаемся сейчас, не выдерживает никакой критики. В этом нет ничего пристойного или приличного. Поэтому выбрось такие мысли из головы.
Несмотря на свои добрые намерения, Лилиан все-таки украдкой бросила взгляд на это удивительное существо, в котором сочетались поэзия и мужественная притягательность.
– Ты не думаешь, что ему холодно?
– Камин пылает. Стенли постарался. Кроме того, когда мистер Редфорд придет в себя, он так разгорячится, что станет жарче всякой головешки.
– Господи, должно быть, слуги все знают! Что подумает мистер Стенли?
– Не беспокойся ни о Стенли, ни о ком другом. Думай только о Редфорде.
Фанни направилась к двери, покачивая бедрами.
– Не оставляй меня одну! – взмолилась Лилиан, охваченная паникой.
– Я сделала все, что в моих силах, чтобы довести тебя до этой стадии, дорогая. А теперь ты должна сыграть свою роль.
– Но, Фанни! Я ничего не могу сделать, когда он без сознания. Это не имеет никакого смысла.
– Через час-другой он придет в себя.
– Но… но… что мне делать до этого момента?
– Что хочешь, – проворковала Фанни, захлопнув за собой дверь и повернув ключ в замке.
Аромат благовоний пробудил чувства и сознание Ника, и он ощутил под собой мягкую пуховую постель. Где-то рядом горел камин, и Ник чувствовал его живительное тепло. Он с облегчением вздохнул. Ему приснился кошмар, но подробности ускользнули из памяти. Ник смутно помнил, что пытался бороться с каким-то врагом, но руки ему не повиновались.
Ощущение бессилия затопило сознание. Он сглотнул: во рту был какой-то кислый привкус, как от старого козьего сыра.
Ник чувствовал себя усталым, словно, проспав много часов, все еще не получил желанного отдохновения. Может быть, слишком долго пробыл в таверне Типтона? Воспоминания были неясными, в голове туман. Он протер слипавшиеся глаза, открыл их и увидел, что лежит на постели под балдахином, поддерживаемым столбиками слоновой кости, и балдахин этот зеленый, как мята, и украшен вышивкой. Он попытался приподняться, но не смог. Руки были привязаны к столбикам кровати.
– Что это?
У него вырвался крик, похожий на карканье. Горло его горело. Казалось, оно сгорело дотла и превратилось в пепел. Он попытался рывком высвободить руки, но они были крепко привязаны шелковыми шнурками. Что, черт возьми, происходит?
Ник окончательно пришел в себя. Он лежал на постели в чем мать родила. Только тонкая простыня прикрывала его до талии. Он оказался в затейливо убранной спальне с одной дверью, прикрытой белой панелью. Возможно, дверь была не только закрыта, но и заперта. Туалетный столик, диван и два кресла у камина. Что это? Натянув шелковые шнурки, связывавшие руки, он приподнялся. Он не удивился бы больше, если бы увидел Санта-Клауса.
В одном кресле лежала, свернувшись клубочком, прекрасная молодая женщина. Она спала, повернувшись к нему спиной. На ней было легчайшее одеяние из тонкого шелка цвета зрелого персика. Золотисто-рыжие кудри каскадом ниспадали на ее плечи и струились по спине, как богатое шелковое покрывало. Очертания ее округлых ягодиц были отчетливо видны сквозь тонкую сорочку, и в других обстоятельствах он бы оценил это зрелище по достоинству.
Да что, черт возьми, происходит? Похоже, это не сон.
Хотя иногда он и получал предложения эротического характера, он ни разу не почувствовал склонности к такому виду спорта. Ник напряг память. Зеленая одежда. Обитая зеленым мебель. Коньяк. Мисс Фигботтом.
Его неспособность двигаться и действовать.
Яд!
– Проклятие! – Хотя у него было ощущение, что горло его обожжено, крик из него вырвался легко и был громким.
Прекрасная незнакомка вздрогнула и проснулась. Он поднял руки, стараясь освободиться от пут.
– Вам лучше развязать меня, иначе я убью вас, как только освобожусь!
Она села и повернулась к нему. От потрясения у него дух захватило.
– Леди Джейнос!
Она моргала, взгляд ее был затуманенным, волосы спутались.
Глаза его округлились от изумления.
– Развяжите меня, – приказал он.
Она сидела, не смея двинуться с места. Неужели она тоже оказалась заложницей в чьей-то грязной игре? Грудь ее бурно вздымалась и опускалась. Он пытался понять, как оказался в столь бедственном положении.
– Вас усыпили? Вам плохо? Развяжите меня. Тогда я смогу вам помочь. И мы выберемся отсюда.
– Я не могу, – ответила она, медленно поднимаясь с места. Оказалось, что она почти обнажена, но сейчас он не мог об этом думать.
– Почему не можете?
Она отвела взгляд. Он вдруг понял, что происходит, и правда обрушилась на него, как удар молота.
– Это вы связали меня.
Она покачала головой, а потом кивнула:
– Идея была не моя, но… да. Причина во мне. Ради Диллона, ради лорда Бомона.
Никогда прежде у него не возникало желания ударить женщину, но теперь оно стало почти непреодолимым. Эта потребность забурлила у него в крови с невероятной силой, и это пламя, эта жажда мести разгорались все сильнее. Его руки сжались в кулаки, потом разжались. Он жаждал возмездия. Ник задыхался, сердце его бешено колотилось. Как она посмела? Яд, путы… Что еще было у нее припасено для него? Гнев охватил его, как мощный циклон, готовый смести все на своем пути.
– Вы, мерзкая лгунья!
– Я подумала, что это единственный способ…
– И вы надеетесь убедить меня взяться за дело Бомона? – крикнул он насмешливо, в то время как мысли его метались в поисках выхода. Это ее территория, и нет никакой надежды на спасение, если даже он позовет на помощь. Переубедить ее невозможно. Значит, он сам должен отсюда вырваться.
Ее грудь, шея и щеки покраснели от смущения.
– Я должна вам доказать, что Диллон не убивал леди Лэнгем.
Подняв глаза и разглядывая свои путы, он подумал, что они, вероятно, не очень прочные. Если он отвлечет ее разговором, то, возможно, ему удастся незаметно развязать их и освободиться.
– В таком случае докажите это, – сказал он, – я ваш пленник и вынужден слушать.
– Сначала мне придется… гм…
Она шагнула к нему.
Его охватила тревога. Ему нужно было время, чтобы справиться с узлами. Увидев кувшин на бюро, он попытался задержать ее вопросом:
– Что за зелье вы подмешали мне? Чем отравили?
– Не знаю, что это было.
– По крайней мере дайте мне напиться. Мое горло горит огнем.
Он заметил, что по лицу ее пробежала тень, – она чувствовала себя виноватой. Иначе и быть не могло.
Глубоко вздохнув и, вероятно, почувствовав некоторое облегчение, она направилась к шкафчику. Полупрозрачная сорочка соблазнительно обрисовывала ее стан и ягодицы. Но у него не было возможности отвлекаться от дела. Он отвел глаза от ее спины и принялся торопливо развязывать узлы на удерживавших его правую руку шнурках. Черт бы побрал его неловкие пальцы. Шнурок чуть поддался, но узел остался на месте.
