Виктория Холт - Роковая женщина

— Какая чепуха! Я сама во всем виновата. Он не давал ни малейшего повода подумать, что интересуется мной. Это все мои глупые фантазии.

Она ничего не ответила, но с этого момента стала проявлять интерес к Замку Кредитон. Я не раз слышала, как она расспрашивала Элен о Кредитонах.

Мои отношения с Элен изменились: теперь она больше тянулась к Шантель. Оно и понятно. Она была настоящим чудом. Умела подольститься даже к тете Шарлотте. В основе ее обаяния лежал неподдельный интерес к людям: она была откровенно любопытна. Стоило Элен вернуться в дом после выходного, как в кухню тотчас мчалась Шантель и оттуда несся задорный смех.

— Сестра Ломан словно лучик света в нашем доме, — как-то заметила миссис Баккл.

Я мысленно согласилась с ее сравнением.

Однажды Шантель предложила, чтобы мы с ней писали дневники.

— Жизнь так интересна, грех упустить хоть один момент, — сказала она.

— У некоторых, — уточнила я.

— У всех, — поправила меня она.

— Но ведь здесь ничего не происходит, — возразила я, — только мелькают дни.

— Лишнее доказательство, что ты должна вести дневник и записывать все подряд. У меня идея. Давай вести вместе, а потом читать друг другу. Как это должно быть замечательно, живя рядом, описывать одни и те же события и смотреть на них не только своими, но и другими глазами.

— Но где я найду время на ведение дневника? — посетовала я.

— Непременно найдешь. Только представь: абсолютно правдивый дневник! Нет, я настаиваю. Сама поразишься, как он тебя преобразит.

Так мы завели дневники.

Как всегда, она оказалась права. Жизнь действительно получила новое измерение. Вдруг события оказались не такими мелкими. Занятно было сравнивать, как по-разному мы их описывали. У нее все было окрашено яркими красками ее личности, а мои записи казались пресными. Она совсем не так видела людей, представляла их интереснее, чем они были. В ее описании даже тетя Шарлотта делалась привлекательней.

Мы получали большое наслаждение от писания дневников. Шантель не уставала напоминать мне, чтобы я записывала в точности то, что чувствовала.

— Анна, если ты за что-нибудь сердишься на меня, ни в коем случае не пытайся смягчить свое настроение. Что толку от дневника, если он лжив?

Так у меня выработалась привычка писать, будто разговаривая с собой. Раз в неделю мы обменивались дневниками и сравнивали наши чувства и переживания.

Часто я поражалась тому, как же я могла жить до появления Шантели. В этом смысле она заботилась не только о тете Шарлотте, но и обо мне, только я не нуждалась в физическом уходе.

Прошло десять месяцев после появления Шантели, и опять наступила осень. Осенние запахи и краски по-прежнему наполняли меня печалью, но она заметно посветлела. Прошедшее лето выдалось дождливым, сырость сказалась на тете Шарлотте. Теперь она не поднималась с постели. Прав был доктор Элджин, когда предупреждал, что понадобится сиделка. Меня всегда поражала ловкость, с какой хрупкая Шантель, при малой помощи миссис Мортон, ухаживала за тетей Шарлоттой. Болезнь прогрессировала, и для улучшения сна доктор прописал пилюли опия. Поначалу тетя сопротивлялась приему наркотика, но в конце концов уступила.

— Одна пилюля на ночь, — строго предупредил доктор. — В крайнем случае две. Большая доза может оказаться смертельной.

Пилюли хранились в шкафу в передней, как мы называли соседнюю со спальней комнату. Доктор не рекомендовал держать пилюли рядом с кроватью, чтобы у больной не возникло соблазна принять больше, чем было прописано, в случае острой боли, так как от слишком частого применения лекарство теряло эффект.

— Сестра Ломан проследит.

— Можете на меня положиться, доктор, — обещала Шантель.

Она у него пользовалась полным доверием. Однажды, заговорив о состоянии тети Шарлотты, он похвалил меня за предусмотрительность в том, что касалось приглашения сестры Ломан. Тетя была очень сильная женщина. Она не страдала никаким органическим недугом. Если бы не артрит, была бы абсолютно здорова. Нынешнее ее состояние могло продлиться еще много лет.

Странная вещь случилась со мной ночью после разговора с доктором Элджином. Проснувшись среди ночи, я обнаружила, что стою рядом с кроватью. Я не отдавала отчета в том, что со мной произошло. Помнила, что видела необычный сон, но что именно, забыла. В голове крутилась одна навязчивая мысль: все мы постареем, ухаживая за тетей Шарлоттой, — Элен, миссис Мортон, Шантель и я. Все, что осталось в памяти от сна, были слова, явственно звучавшие в мозгу: «еще много лет…» Я не представляла, как встала с постели. То мне казалось, что смутно помнила, но в следующую минуту была уверена, что это произошло безотчетно.

Странное, наводящее страх ощущение.

Я подошла к двери комнаты, прислушалась к звукам дома. Может, меня что-то подняло? До слуха доносился лишь тихий шелест ветра в ветках деревьев да нечаянный скрип половиц. Потом я услышала тиканье часов со всех концов дома.

Что же случилось? Скорей всего, ничего особенного, просто меня растревожил сон.

Шли недели. Зима выдалась суровая: в дом проникал холодный восточный ветер и, как выражалась тетя Шарлотта, «студил кости», отчего всякое движение причиняло ей боль. Теперь она была обречена на неподвижность. Уродливо распухшие ноги больше не держали тело. Она полностью зависела от Шантели и миссис Мортон.

Разъезжая по распродажам, я на целые дни пропадала из Дома Королевы, хоть и не ночевала в гостиницах. Женщине не так просто передвигаться в одиночку. К тому ж я вынуждена была по возможности ограничивать отлучки, затруднявшие ведение дел, потому что в мое отсутствие некому было заниматься с покупателями.

Я заподозрила, что в последнее время тетя Шарлотта делала безрассудные покупки. Китайские вазы так и не были проданы. Ее часто подводила эрудиция: она покупала вещи, основываясь на их редкости, а не на спросе, что пристало коллекционеру, но не торговцу, занятому покупкой и продажей.

Всю долгую трудную зиму я пунктуально вела дневник. Так же поступала и Шантель. Так я узнавала обо всем, что происходило в доме, вплоть до незначительных мелочей, в легком, беззаботном изложении Шантели. В свою очередь, я в тяжелом, основательном стиле повествовала о поездках на аукционы и о своих покупателях.

Вдруг однажды утром, проснувшись и обнаружив морозные узоры на стеклах окон, я узнала, что умерла тетя Шарлотта.

В тот день Шантель, как всегда, в семь утра спустилась за чашкой чаю. Неожиданно она ворвалась в мою комнату. Никогда не забуду ее вид: огромные зеленые глаза, необычайно бледное лицо. На плечи спадали тициановские кудри.