— Игра окончена, леди Кэтрин, и вы проиграли. Вспомните, я вас предостерегал, что придет время платить. Вы готовы к этому?
— Да, — сказала она, даже в положении пленницы сохраняя гордое выражение лица.
Девушка не выказывала никакого страха, и Донован был невольно восхищен. Но она и представления не имела о цене, которую ей придется заплатить, и Донована страшно занимало, что произойдет, когда Кэтрин обо всем узнает.
Он вывел ее на, вьющуюся вокруг башни на головокружительной высоте, узкую лестницу. С высоты верхнего яруса Кэтрин увидела Якова, в окружении воинов восседающего на лошади. Она на секунду замерла, и Донован решил, что ее колебание вызвано страхом высоты.
— Боитесь?
Он протянул руку, чтобы помочь ей.
— Нет, — сказала она, словно не замечая его руки.
Даже если бы всю ее переворачивало от страха, она ни за что не показала бы это человеку, которого считала изменником. Кэтрин спустилась за ним во двор замка. Яков возвышался в седле, мрачно и недовольно разглядывая ее. И это девушка, на которой его ближайший подданный хочет жениться? Интересно, подумал он, есть ли на свете человек, который смог бы ее обуздать, — если, конечно, не прибегнуть к смертному бою. Ладно, вскоре все выяснится и встанет на свои места.
Кэтрин остановилась перед королем, медленно склонила голову и присела в низком реверансе. Она знала, что стоит сейчас перед престолом правосудия, потому считала возможным продемонстрировать уважение, не собираясь, однако, умолять о прощении.
— Если вам хотелось оказаться с братом в тюремной камере, вовсе не стоило скакать так далеко, — сказал король.
— Да, ваша милость, — просто ответила Кэтрин, не имея сил на споры и объяснения.
Король насмешливо улыбнулся, развернул лошадь и ускакал. Девушка взглянула на Мак-Адама, ожидая от него указаний; Донован же не сводил глаз с лорда Флеминга, которому рассказали про брата. Флеминг резко повернулся и холодно, зловеще взглянул на него; не зря Донован никогда не питал веры к Флемингам!
Кэтрин отвлекла его:
— Король хотел сказать, что меня заточат в замок, как и других?
— Да, — последовал холодный ответ.
Повернувшись к ней, Донован взял ее под локоть и повел к лошади, где помог — а, точнее, заставил, — сесть на нее.
Обратная дорога до Эдинбурга заняла шесть часов, — шесть длинных, напряженных часов, на протяжении которых и Кэтрин пришлось скакать на своей лошади.
Когда, стуча копытами, усталые кони ступили на мощенный булыжником двор замка, Кэтрин испытала невольное облегчение, хотя для нее окончание пути означало начало заключения. В конце концов, теперь она сможет избавиться от взгляда этих серебристо-серых глаз и вида недвижного, как камень, лица своего тюремщика; ведь если у него и были какие-то матримониальные намерения в отношении леди Мак-Леод, то теперь о них смешно говорить.
Веки у девушки смежались от усталости, тело невыносимо ныло. Она проскакала весь этот отрезок пути, твердо решив не жаловаться и не сетовать, и лошадь простояла несколько минут, прежде чем до Кэтрин дошло, что они приехали.
Донован, спешившись, подошел к ней и взял поводья ее лошади. Кинув на девушку взгляд снизу вверх, он вдруг на какое-то мгновение захотел встряхнуть ее, и хорошенько, чтобы уже в следующий миг обнять, утешить, успокоить, помочь стереть следы утомления, отчетливо проступившие на прекрасном лице.
Кэтрин попыталась сойти на землю, но тело ее словно одеревенело, так что Доновану пришлось снять ее с лошади, и девушка едва ли даже осознала, что он по-прежнему держит ее на руках, хотя лошадь давно уже увели. Встав наконец на ноги, она поглядела в том направлении, куда ее должны были отвести, на зарешеченные окна тюремных камер, за которыми — темнота и промозглая сырость. Повернувшись к Доновану, она подняла на него глаза и указала рукой:
— Мне туда идти? Смогу ли я в тюрьме увидеть Эрика? — спросила Кэтрин со вздохом смирения.
— Нет, — сказал тот, одним словом отвечая на оба ее вопроса.
Она вновь подняла глаза, на этот раз озадаченная.
— Нет? — повторила она.
— Вы пойдете со мной.
Лицо Донована вновь показалось ей высеченным из камня.
Слабея духом, она попыталась прибегнуть к испытанному средству защиты — холодной надменности, но этого уже оказалось недостаточно, и девушке захотелось, чтобы сейчас их разделяло что-то осязаемое, материальное. Она чувствовала свою уязвимость, но боялась себе в этом признаться. Страх был для нее редким гостем, но сейчас она почувствовала холодок в груди.
С минуту Донован разглядывал трещины в каменной стене напротив. Самое время воспользоваться преимуществом своего положения, на деле продемонстрировать, что он, и только он, здесь победитель. А что зазорного в торжестве победителя? И вновь его глаза обратились к Кэтрин. Давно разошлись воины, лошадей куда-то увели. Они стояли одни в каменном колодце двора, слабо освещенном несколькими факелами на стенах. Чуть живая, девушка попыталась отодвинуться, но Донован удержал ее, и она почувствовала себя бессильной перед ним.
— Я бы предпочла темницу, хотя не знаю, что в ней вы приготовили для меня.
— Ваше мнение больше ничего не значит, и право выбирать для вас осталось в прошлом.
— Почему я должна тут стоять и слушать вас?
Это был уже крик отчаяния, хотя больше всего на свете сейчас Кэтрин не хотела демонстрировать перед ним свою слабость.
— Потому что я так хочу, — холодно парировал
Мак-Адам; если бы она могла знать, каких трудов ему стоило сохранять эту холодность!
Она повернулась к нему лицом и только тут осознала, что они стоят, тесно прижавшись; не находя слов для защиты, Кэтрин отчаянно сжала кулачки и толкнула Донована в грудь.
Ее мучитель не ожидал нападения и успел получить еще один ощутимый толчок в грудь, прежде чем перехватил ее руки. Он был зол на себя. Что можно требовать от усталой, измученной, напуганной женщины, и стоит ли осуждать ее за отчаянный отпор? Несмотря на внешнюю суровость Донована, его переполняло желание нежно и ласково обнять девушку. Если бы ему удалось найти пару слов утешения, если бы он мог надеяться, что эти слова встретят понимание! Впрочем, Донован тут же решил, что нельзя проявлять слабость в отношениях со своей будущей женой: схватив ее за руку, он повлек за собой, в свои покои, расположенные на втором этаже. Они поднялись по лестнице, прошли прихожую, еще одну комнату. Донован подтолкнул девушку к дверному проему и вошел вслед за ней. Пинком захлопнув дверь, он привалился к ней спиной и просунул руки за пояс, наблюдая за своей жертвой. Кэтрин огляделась: в комнате стояла массивная мебель и громадная, заполняющая собой едва ли не полкомнаты кровать. Затем она вновь оглянулась на Донована и глубоко вздохнула.
