— Моя честь… — глухо отозвалась Габриэль.
— Да, ты была тогда всего лишь невинной девочкой, хотя и самой красивой на всем белом свете. — Реми погладил ее щеки кончиками пальцев. — Признаюсь, я был буквально околдован тобой. Но меня вел мой долг к Наварре, и это было превыше всего. И, как бы я ни относился к тебе, ничто не могло случиться иначе.
Габриэль словно окаменела от его слов. Она сжала палицами его запястья и медленно оттолкнула от себя его руки.
— Да, вы правы, — безжизненно произнесла она. — Ничто не могло случиться иначе. Спасибо, что напомнили мне об этом.
На лице Габриэль уже застыло выражение, которое отнюдь не поощряло к откровенности. Что-то пропало в ее глазах, когда она направилась к своему гардеробу и стала рыться в платьях и юбках. Ничего особенного, просто она вспомнила, что не одета. Так можно было успокоить себя, но казалось, она ищет, чем бы вооружиться против него. Габриэль выбрала халат из золотой парчи, который, судя по всему, стоил не меньше его годового жалованья на военной службе.
— Итак, по прошествии всего этого времени что же наконец привело вас ко мне? — потребовала ответа Габриэль.
— Я нуждаюсь в твоей помощи, — неохотно признался он.
— Ого!
— И…и я хотел увидеть тебя снова, — поспешил он добавить.
— Отлично. Почему бы вам, капитан Реми, не присесть, пока я немного приведу себя в более презентабельный вид? Тогда, капитан Реми, вы сможете попотчевать меня рассказами о своих приключениях за эти три года и поведаете мне, чем я могу оказаться вам полезной.
«Капитан Реми»? Что это, черт побери?! Реми нахмурился, снова задавшись вопросом, что такого он мог сказать или сделать, чтобы вызвать подобное изменение в поведении женщины, которая буквально таяла в его объятиях всего несколько минут назад. Но прежде, чем он успел задать этот вопрос ей самой, Габриэль исчезла за деревянной ширмой в дальнем конце комнаты. Реми не имел никакого права надеяться на ответные чувства Габриэль. Да он никогда и не надеялся. Но, похоже, небеса смилостивились над ним этой ночью, а он дал своему счастью ускользнуть прямо из рук.
Габриэль просунула руки в рукава и натянула платье на плечи. Витиевато вырезанная деревянная ширма защищала ее от взглядов Реми, но она спряталась за ширмой вовсе не из-за своей стыдливости. Какой смысл прятаться за ширму после того, как она в неистовстве носилась по комнате в своей полупрозрачен рубашке? Ей было бы много легче, если бы она просто обнажилась перед ним. Но Габриэль обнажила перед ним душу, выставила напоказ те чувства, в которых долго отказывалась признаться даже самой себе.
Ее привязанность к Николя Реми оказалась гораздо сильнее, чем она того хотела. Конечно, она не влюблена в этого мужчину. Она просто неспособна на это. Но, когда она вспоминала, как горевала о нем все эти годы, ей хотелось наброситься на него с кулаками, вымещая на его груди весь свой гнев.
«Почему? Почему, черт возьми, ты не сообщил мне, что жив? Если бы я не считала тебя мертвым, я бы… я… — И что бы тогда? — передразнил ее внутренний голос. — Не встала бы на путь куртизанки? Хранила бы верность ему?»
Так вопрос не стоял. Даже когда она впервые встретила Реми, думать об ином пути уже было слишком поздно. Этьен Дантон уже изменил ее судьбу. Габриэль забылась, радуясь встрече с Реми. Он оказался жив, и она на время забыла и кем стала, и что ей предначертано. А ведь ей уже не предназначалась роль краснеющей невесты.
Габриэль продолжала преодолевать сопротивление застежек из слоновой кости на своем платье. В голове у нее печальным эхом прозвучал голос Реми: «Ничто не могло случиться иначе». Его слова вернули ее к действительности болезненным глухим ударом сердца, но ей надо было поблагодарить капитана Реми. Он заставил ее очнуться прежде, чем она натворила еще больше глупостей. Поцелуи, обморок в его объятиях. Она забыла свою гордость, но только гордость и честолюбивые замыслы позволяли ей выжить все эти годы.
Габриэль приободрилась и посмотрела на себя в зеркало, висевшее на стене. В нем отразилась золотая копна волос, тонко очерченное лицо, кожа, цвету которой завидовали дамы при дворе. Но в тот момент она видела перед собой только женщину, понимавшую, что ее красивая внешность — всего лишь тонкая оболочка, за которой прячутся все темные пятна ее души. Одно дело — околдовать мужчин, обратить их чувства в рабство. В этом она преуспела. Но вдохновить мужчину на любовь, настоящую и сильную, этого ей не дано, это волшебство ей неподвластно.
Нострадамус поведал ей, что ее будущее определено. Судьбой ей предназначено стать самой могущественной женщиной во всей Франции, любовницей сюзерена Реми, короля Генриха Наваррского. Интересно, как верный капитан отреагирует на это? Придет в изумление? Почувствует боль? Впадет в бешенство? С омерзением отвернется от нее или постарается убедить ее отказаться от ее планов и покинуть Париж?
Она никогда не уедет отсюда. В Париже ее жизнь. Она принадлежит этому городу. Если кому и следует покинуть столицу, так это самому Реми. Париж по-прежнему опасен для него, как и три года назад. Габриэль горько усмехнулась над иронией судьбы. Она надеялась, молилась, даже рискнула потревожить царство мертвых, лишь бы увидеть Реми еще один, последний раз. А теперь, когда он возвратился к ней живым, она готова сделать все, лишь бы снова прогнать Николя из своей жизни.
Она закрыла глаза от внезапно нахлынувшего отчаяния, затем заставила себя встряхнуться. Ей наконец удалось застегнуть платье до самого верха, где жесткий кружевной стоячий воротник обрамлял ее лебединую шею. Заученными быстрыми движениями (результат многолетней практики) она скрутила волосы и уложила их в сетку, усыпанную крошечными жемчужинами. Из глубины зеркала на нее взглянула гордая и неприступная женщина.
Бросив последний взгляд на свое ледяное отражение, девушка вышла из-за ширмы. Она так долго возилась с одеванием, что ожидала увидеть Реми нетерпеливо меряющим шагами комнату. Но он ждал ее появления подле внушительного камина, испытывая неимоверную неловкость, впрочем, как и любой другой мужчина, которому довелось бы оказаться предоставленным самому себе в женской комнате.
Один предмет привлек внимание Реми. Его лицо смягчилось, когда он снял с каминной доски миниатюру. Портрет младшей сестры Габриэль, Мири, был среди тех немногочисленных вещей, которые она захватила с собой из дома.
Пока Реми изучал портрет, жесткие складки вокруг его губ разгладились и он задумчиво улыбнулся. Воспользовавшись тем, что его внимание отвлечено, Габриель решилась на поступок, на который не решалась прежде: она позволила себе долго и внимательно разглядывать его и была сильно обескуражена.
