Он был главой семьи больше десяти лет. Никто, и в первую очередь он сам, не подвергал это сомнению. Но сегодня он снова чувствовал себя неуверенным в себе мальчишкой, во всем подчиняющимся матери. Он глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Дверь за его спиной распахнулась, и дворецкий возвестил о прибывших. Женщины поднялись со своих мест.
Он стоял у окна, как безучастный наблюдатель. Она и ее кузина присели в поклоне. Мать поспешила им навстречу, вежливо поздоровалась со старшей женщиной и протянула руку младшей,
– Мисс Грей, – любезно произнесла его мать, – как я рада познакомиться с вами.
Прошедшая неделя казалась бесконечной. Надеюсь, что поездка была приятной и что вам понравилась гостиница. Вы должны обо всем нам рассказать. Позвольте представить вам моих дочерей и невестку.
Все зашумели, заговорили, заулыбались. Миссис Кавендиш отвечала и улыбалась в ответ.
Потом мать, улыбаясь, повернулась к нему.
– Алистер? – сказала она. Он, наконец, шагнул вперед.
– Мадам, – сказал он миссис Кавендиш, склонясь над ее рукой. – Мисс Грей. – Он взял ее руку и поднес к губам. Рука была холодной и немного влажной.
Ее платье было бледно-голубым, почти серым. Волосы, собранные в простой узел, немного растрепались – видимо, когда она сняла шляпку, которую оставила внизу. Ее лицо было бледным, под глазами лежали легкие круги. На щеках не было и намека на ямочки.
– Ваша светлость, – произнесла она голосом, больше похожим на шепот.
Она выглядела в точности как гувернантка.
У него чуть не вырвался нервный смешок. А где же плащ цвета фуксии и шляпка с перьями? Без них она словно утратила индивидуальность.
– Алистер, – сказала мать, – не поможешь ли мисс Грей присесть? Миссис Кавендиш, садитесь рядом с леди Джордж. Вот поднос с чаем.
Он усадил ее на небольшой диванчик. Ему следовало сесть рядом, как положено жениху. Ему также следовало завести разговор, настолько интимный, насколько позволяли приличия. Вместо этого он прошел к камину и стал спиной к огню, сцепив руки за спиной.
Она была ему чужой. Дочь священника, гувернантка. Не то чтобы она была ниже его, просто они – из абсолютно разных кругов. Он – герцог. Существует определенный образ жизни, который будущая герцогиня должна принять легко и естественно. Эта женщина просто не способна сделать это. Она выглядела провинциальной рыбой, вытащенной из воды.
Настаивая, чтобы она вышла за него замуж, он сделал ее несчастной – как и себя. Он стиснул зубы и заставил себя быть вежливым, внимательным хозяином. По крайней мере, это была знакомая роль.
Кузина Берта и кузен Гораций лебезили перед ней больше недели. Это было грубо – но другого слова Стефани подобрать не могла.
Она выйдет замуж за герцога, герцога Бриджуотера. Они не уставали повторять это и напоминать Стефани о ее счастливой судьбе. Какая удача, что они с мистером Уоткинсом и сэром Питером Гриффином стали свидетелями ее появления в компании ее светлости. Если бы в Синдон-Парке находились только слуги, герцог, вне всяких сомнений, бросил бы ее, и дорогой кузине Стефани не удалось бы завлечь его в сети. Но он увидел их недовольство – как же им не возмущаться, даже если он и герцог, а все знают, что аристократы подчиняются законам чести. Исходя из соображений чести и приличий, он должен был сделать предложение дорогой кузине Стефани. Она все очень мило устроила.
В их распоряжении всего неделя, чтобы подготовить кузину Стефани к переезду в город и к тому, чтобы стать достойной имени невесты герцога. В ней все нужно изменить. Святые небеса, что, должно быть, подумал герцог, увидев ее в том ужасном плаще и шляпке? И в этом еще более ужасном сером платье? Ей необходимы новые платья, ей необходима новая прическа, ей необходимо научиться кланяться и вращаться в обществе приличных людей. Она должна научиться производить впечатление на людей. Как же им успеть подготовить ее вовремя?
Местная швея была привезена в Синдон-Парк и заперта в комнате на чердаке до тех пор, пока она не сошьет новые платья, которыми придется обходиться кузине Стефани, пока кузина Берта не сможет отвезти ее к модной модистке в Лондоне. Прежняя горничная кузины Берты, обладавшая репутацией изысканной парикмахерши, была вызвана, чтобы показать кузине Стефани, что можно сделать с ее неуправляемыми волосами крайне неудачного рыжего цвета.
Все платья, за исключением одного, которое заказала сама Стефани, чтобы носить дома, были по настоянию кузины Берты так изукрашены лентами и оборками, что девушка мысленно поклялась не надевать ни одно из них. Она выглядела в них вырядившейся шестнадцатилетней девочкой – к тому же девочкой, начисто лишенной вкуса. А кудри и завитки, украсившие прическу усилиями новой горничной, придавали ей такой гротескный вид, что она при первой же возможности расчесывала и закалывала волосы в привычной и удобной манере.
– Вы не имеете ни малейшего представления о том, как себя подать, милочка, – с отчаянием произнесла кузина Берта за день до их отъезда в город. – Вы предстанете перед его светлостью простой деревенской девчонкой. Не сомневаюсь, что он немедленно расторгнет помолвку. Вы выглядите, как гувернантка.
«Может, он действительно расторгнет помолвку», – подумала Стефани. Ну, конечно. К этому времени он имел возможность все обдумать. Он должен был понять, какую ужасную ошибку совершает. Как и она сама.
Она не могла вспомнить, как он выглядит. На память приходили тревожные и смутные воспоминания о высокой, красивой, несколько надменной фигуре, которые пугали ее. Как и мысль о том, что он – герцог. Кажется, по титулам за герцогом сразу следует принц? И это выше графа, маркиза и барона! Разве она сможет войти в этот мир? Всего несколько недель назад она была гувернанткой.
Несколько раз – обычно по ночам, когда она просыпалась от тревожных сновидений – она была уже готова написать ему, объявляя, что передумала и освобождает его от всех обещаний, данных так неосмотрительно и необдуманно. Он воспримет это с облегчением, говорила она себе.
Но как только она принималась за письмо – однажды она почти написала его – она вспоминала, как мало времени у нее осталось. Меньше чем четыре месяца, за которые нужно найти мужа. В противном случае ей придется снова стать гувернанткой. Но иногда перспектива знакомой унылой жизни казалась ей привлекательнее, чем то, что ожидало ее.
И вдруг – кажется, все теперь в ее жизни происходит вдруг, без какого-либо влияния с ее стороны – она оказалась в Лондоне. Глядя на свое отражение в зеркале гостиницы, в окружении кузины Берты и горничной, восклицавших, какая она прелесть, Стефани была почти парализована от ужаса. Она выглядела отвратительно. Невзирая на протесты горничной и возмущенные крики кузины Берты, она с яростью сорвала с себя розовое платье и с такой силой принялась расчесывать локоны, что слезы выступили на ее глазах. По крайней мере, ей удобно – «Боже, что вы делаете, кузина Стефани!» – в простом голубом платье и с волосами, уложенными так, как она всегда причесывалась в доме Бернаби.
