– Простите, Сара. – По его тону она поняла, что он говорит искренне.
Затем он сделал, как она просила.
Впервые Сара чувствовала его губы не сквозь вуаль, и это было настолько потрясающим, что она задохнулась. В ответ он полностью завладел ее ртом, а движения его языка рассылали по ее телу приливные волны новых ощущений, которые омывали все ее существо. Мавр поглощал ее, брал все, что она давала, просил больше и больше, и единственное, чего ей хотелось, – это перелиться в него, чтобы он мог наполниться ею.
Постепенно ярость атаки ослабела, превратившись в череду кратких поцелуев, волна ощущений убыла, оставив ее бездыханной. Но Сара еще раз обнаружила, что силой воли управляет своим телом, что ей нужен такой мужчина, как он.
Ее ищущие пальцы нащупали гладкие пуговицы его рубашки, которые быстро поддались, и она с удивлением поняла, что под рубашкой голая теплая грудь. Как будто Мавр и в самом деле обычный чернорабочий, не имевший привычки носить фланелевое белье или не имевший денег на подобные изыски. Она чувствовала фактуру его кожи, немного более шершавую, чем ее собственная, и ощущала приятную дрожь под ладонями. Сара невольно издала одобрительный звук, и он тут же внезапно отстранился.
Пока она собиралась с мыслями, чтобы спросить у него, что не так, сильные руки легли ей на плечи и развернули ее спиной к нему. Он расстегивал сзади ряд пуговиц с такой привычной сноровкой, что туман, застилавший Саре глаза, рассеялся, а очаг ее желаний угас до тлеющих углей. Она повернулась в тот момент, как он закончил, стараясь что-нибудь прочесть в бледном овале его лица, который могла различить в темноте.
– Вы хотите меня? – спросила она, не трудясь скрыть разочарование и замешательство. – Или все это лишь часть вашей игры, как ваши костюмы и приглашения?
Сара почувствовала его взгляд:
– Я хочу вас. Я хочу вас больше, чем следовало бы. Она еще не верила ему, но страстно хотела поверить.
– Хорошо. Потому что я тоже хочу вас. Медленно высвободив руки из рукавов платья, она стянула его через голову, затем сбросила нижние юбки. Ее движения выдавал только шорох слоев ткани, и она гадала, как много видел Мавр, стоявший почти рядом. У нее было суеверное ощущение, что его ночное зрение несравненно лучше, чем у нее. «И все же недостаточно хорошее, чтобы разглядеть мое лицо». Тем не менее, когда она начала возиться со шнуровкой корсета на спине, ее опасения подтвердились.
– Разрешите мне, – пробормотал Мавр.
Он снова развернул ее, на этот раз с большей добротой, и прикосновение его ладоней, загрубевших от гребли, вызвало у нее приятную дрожь. Он без труда распустил шнуровку корсета, при каждом движении легко касаясь сквозь расширяющийся просвет ее спины, прикрытой тонкой сорочкой, отчего кожа у нее горела, как от ожога. Сара чувствовала, что корсет свободен, но позволила Мавру трудиться еще несколько секунд, желая сохранить это ощущение. Потом наконец отошла, чтобы расстегнуть крючки стальной планшетки.
– И что теперь?
– А теперь я намерен выполнить свои обещания. Мавр взял ее под руку, провел к темному очертанию длинной низкой софы и подтолкнул вниз.
Сара не поняла, что он предлагал ей – лечь или сесть, поэтому она села. Мавр не стал возражать, опустился перед ней на колени, двумя быстрыми движениями стянул с нее дешевые ботинки, затем грубые чулки. Был ли он ласковым или грубым, нетерпеливым иди дразнящим? Она не могла определить этого из-за тумана в голове. Она лишь ощущала полный сумбур эмоций, настолько сильный и противоречивый, что не понимала, то ли умрет, если он возьмет ее, то ли умрет, если он этого не сделает. Она лишь была уверена, что по крайней мере одно из двух случится непременно.
В немой просьбе он дернул за петельку ее панталон, и она, развязав тесемку, приподнялась, чтобы он мог их снять. Теперь, когда на ней осталась только сорочка, она знала наверняка, что поворачивать назад уже слишком поздно.
И еще она знала в глубине души, что ей и не хочется делать этого.
Когда он грубо схватил ее за руку и властно толкнул на софу, она подчинилась.
Внутри у него кипело безысходное отчаяние. Даже зная, кто она, Себастьян не хотел этого делать, но по совершенно другим причинам, которые не собирался исследовать. Если он был неподкупным орудием возмездия, его чувства не должны иметь с этим ничего общего, но Себастьян смотрел на смутную тень женщины, беспомощно лежащей перед ним, и думал, что он действует настолько же из мести за Аделу, насколько и ради себя.
– Почему вы пришли сюда? – уже второй раз за ночь спросил он. – Скажите мне правду.
Сара молчала, и он подумал, что она ему не ответит.
– Потому что вы пригласили меня, – наконец тихо сказала она. – Потому что вы, эта ночь и все это – нечто вроде грез о красоте. А в моей жизни мало красивого.
Слишком горькие слова. Он невольно отпрянул, затем поднялся с софы и быстро сбросил остатки своей одежды, пока сумбур противоречивых чувств не лишил его самообладания.
Себастьян заставил себя вспомнить ее лицо. Она не красива. Если даже не считать едва различимые шрамы, она слишком бледна, слишком незначительна и бесцветна. Так он говорил себе, но слова боролись с его желанием. Даже прикрытая сорочкой, она все равно возбуждала его, а он не хотел уступать вожделению, которое заставляло его позабыть все, ради чего он пригласил ее сюда. Но, когда она шевельнулась, протянув к нему руку с немым вопросом и мольбой, вожделение победило.
Он приподнял ее лишь настолько, чтобы освободить от сорочки, затем опустился на колени и припал к ее рту. Она готова была принять его. Он чувствовал это по дрожи ее тела, по тому, как она подняла бедра ему навстречу. Восставшая плоть жаждала ее тепла, и он подчинился, упершись сначала в холмик мягких завитков, потом скользнул во влажную расщелину складок, которая направила его внутрь.
Себастьян с трудом удержался, чтобы сразу не протаранить ее. Вместо этого он медленно опустился на нее, однако почти тотчас же встретил сопротивление и пробормотал ругательство. Она не шевельнулась, не издала ни звука, хотя была горячей, как печь, и скользкой от желания… Так что было неправильно? Он попытался сделать новый толчок, чтобы проникнуть чуть глубже, но она не пустила его дальше.
Однако ее руки притягивали его к ней, даже когда ее тело сопротивлялось. Он короткими осторожными толчками продвигался вперед, пока не вошел наполовину, закусив губы от желания резким ударом подчинить себе это неподатливое тело. Наконец ее внутренние мышцы, напрягшиеся в защите от него, уступили, сжав его в медленном жарком объятии.
Он задохнулся от нахлынувшего ощущения и посмотрел на ее лицо, белевшее в темноте, с огромными чашами темных глаз, почувствовав, как они вбирают его душу. Он должен покончить с этим немедленно, пока совсем не забыл, почему он привез ее сюда.
