— Нет, если вы думаете оставаться здесь и так открыто пренебрегать женой Ивана, я нахожу это неудобным.
— Ты хочешь указывать, как я должна вести себя? Это уж чересчур.
— Нисколько. Я только хотел поговорить с вами об этом, заметить вам, что на все есть границы. Никто не заставляет вас любить Ксению Александровну, но вы должны быть вежливы с ней и, из уважения к своему сыну, сохранять наружное приличие. Я прошу вас немедленно же положить конец этому семейному скандалу.
— Это она, причина и виновница скандала, должна употребить все усилия, чтобы положить ему конец. Или ты хочешь сказать, что я должна извиниться перед ней, и это после всех дерзостей, какими она меня только что угощала?
Щеки Клеопатры Андреевны покраснели, глаза пылали, а голос снова сделался пронзительным, как труба.
Ричарда, по-видимому, нисколько не взволновали эти предвестники грозы.
— Я ничего не хочу и надеюсь, что ваш светский такт поможет вам найти подходящий выход из этого невозможного положения, — спокойно ответил он. — Впрочем, я не имею никакого права к чему бы то ни было принуждать вас. Только с меня довольно всех этих историй: они утомили меня. Если же они будут продолжаться до бесконечности, я ничего не хочу знать о них. Я возьму отпуск, которым еще не пользовался в это лето, и уеду за границу, а вы с Иваном устраивайтесь, как хотите.
Клеопатра Андреевна даже не сумела скрыть, насколько смутила ее последняя фраза пасынка. Предоставить устраиваться Ивану, как он знает, это значило возложить на них плату за лечение, устройство дела с требовательной любовницей, множество других расходов, которые Ричард покрывал из своего кармана, а такая перспектива нисколько не улыбалась Клеопатре Андреевне.
Кроме того, она предусмотрительно заключила, что если Ричард так горячо относится к интересам своей новой невестки, то здесь должны играть какую-нибудь роль красивые глаза Ксении. И кто знает? Может быть, со временем из этого интереса к жене брата можно будет сделать орудие против самого Ричарда и, при случае, вырывать у него все, что нужно, и в тоже время отомстить ему за настоящую минуту.
Результатом всех этих размышлений было то, что Клеопатра Андреевна подавила свою ненависть и свой гнев и ответила с притворным вздохом:
— Ты знаешь, дитя мое, как я миролюбива и как ненавижу ссоры, но на этот раз я была страшно обижена и вдвойне оскорблена: во-первых, тем, что Иван совершенно устранил меня в таком важном вопросе, а во-вторых, потому что считала его жертвой интриг ловкой кокетки. Но теперь я начинаю убеждаться, что Иван женился на этой дуре с досады на Никифорову. Что она безумно влюбилась в такого обольстительного мужчину, как Иван, это вполне естественно.
В глубине души Ричард подумал, что мало вероятно, чтобы на таком очаровательном создании женились исключительно с досады, но громко ответил:
— Я восхищаюсь вашей проницательностью, матушка, и вашим глубоким знанием характера Ивана. Но если вы находите естественным сердечное увлечение Ксении Александровны, то должны извинить ей это. Дайте волю вашему сердцу и пойдемте заключать мир, хотя бы только наружный.
— Если я уступаю, то исключительно для того, чтобы сделать тебе приятное, дорогое дитя мое, и чтобы отблагодарить тебя за твою любовь к Ивану, — нежно ответила Клеопатра Андреевна.
И подавляя внутреннюю ярость, она позволила увести себя в столовую.
После нескольких примирительных слов Ричарда был заключен официальный мир между Клеопатрой Андреевной и Ксенией. Завязался общий разговор о состоянии несравненного Ивана. Только о причине его болезни не было сказано ни слова.
Было уже около семи часов утра, когда ночные посетительницы уехали с Крестовского острова. Ричард проводил их. Когда он вернулся в будуар, он перекрестился и весело вскричал:
— Уф! Слава Богу, что наконец уехали эти кошмары моей жизни!
— Увы! Они вернутся, эти кошмары, а с появлением их конец моему последнему покою, — подавленным голосом ответила молодая женщина.
Молодой человек старался убедить Ксению, что примирение было необходимо, но видя нервное возбуждение своей невестки, уговорил ее лечь спать, обещав посидеть с больным.
Выздоровление Ивана быстро продвигалось вперед. На шестой уже день состояние его настолько улучшилось, что Ричард счел лишним свое дальнейшее пребывание на Крестовском. Он вернулся домой и ограничился тем, что каждый вечер навещал брата.
Ксения с сожалением отпустила его. Присутствие зятя всегда казалось ей какой-то эгидой, под защитой которой в ее больной душе возрождались покой и доверие, и она была до такой степени ему признательна, что не находила слов выразить свою благодарность. Молодая женщина не понимала, как опасно это чувство страстной признательности, которое каким-то чарующим ореолом окружало Ричарда. Она невольно отдавалась ему, так как всегда находила у него помощь, совет и понимание ее душевного состояния.
Иван Федорович ничего так ненавидел, как быть вынужденным сидеть дома, к которому ничего не привязывало его. Все, что интересовало и развлекало его, находилось вне дома.
Так как он не хотел вводить к себе свой мирок и своих друзей, То лихорадочно жаждал поскорее выйти и проклинал медленность, с какою затягивались раны.
Когда, наконец, доктор разрешил Ивану Федоровичу выходить, последний тотчас же умчался из дома, подобно привязанному воздушному шару, у которого перерезали веревку. Он спешил наверстать потерянное время и насладиться всеми удовольствиями, которых Так долго был лишен; он жаждал повидаться со своими друзьями и, главное, подругами, с которыми его разлучила болезнь. Иван Федорович любил тайные связи, и ему нужна была лесть развращенных женщин, искавших волнений страсти.
Поэтому он скоро до такой степени запутался в сети интриг, что они поглощали все его время, и показывался дома только подобно метеору.
В это же время он завязал любовную интригу, которая до такой степени заняла его, что он почти забыл про Ксению, к которой день ото дня становился все равнодушнее.
* * *
Станислав Витольдович Доробкович был богатый финансист польского происхождения и с темным прошлым. Он неожиданно появился в высшем биржевом мире и спекулировал с такой поразительной удачей, что скоро составил себе блестящее положение. Что это был человек неразборчивый в средствах, ни для кого не составляло тайны.
Светским успехам Станислава Витольдовича много содействовала его жена Софья Борисовна, русская по происхождению. Она принадлежала к очень хорошей семье, но была некрасива и бедна. Благодаря своим обширным связям, родне и собственной ловкости, она сумела поставить мужа на ноги, ввести его в свет и создать изящный и гостеприимный дом, где собиралось многочисленное, хотя и очень разнообразное общество.
