Гвинейра улыбнулась, но затем наморщила лоб, словно задумалась в поисках ответа.
– Чуть-чуть? Ну, если подумать, то, пожалуй, чуть-чуть я тебя любила.
– Хорошо. – Джеймс оставался совершенно серьезным. – А сейчас? Когда у тебя было так много времени на размышления, а наша дочь выросла? Когда ты свободна и никто больше не может тебе указывать, что делать? Ты меня все еще чуть-чуть любишь?
Гвинейра покачала головой.
– Нет, – медленно произнесла она. – Теперь я люблю тебя очень сильно!
Джеймс снова обнял ее, и они насладились поцелуем.
– Любишь ли ты меня достаточно, чтобы уехать со мной? – спросил он. – Достаточно, чтобы сбежать со мной? В тюрьме ужасно, Гвин, мне нужно было оттуда сбежать!
Гвинейра покачала головой.
– Как ты себе это представляешь? Куда мы отправимся? Снова красть овец? Если они тебя опять поймают, то наверняка повесят! А меня упрячут за решетку.
– Они не могли поймать меня десять лет! – возразил Джеймс.
Гвин вздохнула.
– Потому что ты нашел этот участок земли и проход. Идеальное укрытие. Кстати, его теперь называют высокогорьем МакКензи. Возможно, это имя останется даже тогда, когда о Джеральде Уордене и Джоне Сайдблоссоме уже никто и не вспомнит.
МакКензи ухмыльнулся.
– Но ты ведь не можешь всерьез полагать, что нам снова так же повезет! – продолжала Гвинейра. – Тебе нужно отсидеть в тюрьме пять лет, Джеймс. Если ты после этого будешь действительно свободен, мы подумаем, что делать дальше. Я не могу просто взять и уехать. Люди, животные, ферма… Джеймс, все это зависит от меня. Я полностью контролирую разведение овец. Джеральд больше пьет, чем работает, а если иногда и бывает трезвый, то в основном заботится о коровах. Но даже это занятие он все чаще передает Полу…
– При этом мальчишку не особо-то любят… – пробурчал Джеймс. – Флёретта мне кое-что рассказала, да и офицер полиции в Литтелтоне. Я знаю все о Кентербери. Тюремному охраннику было скучно, и я был единственным, с кем он мог целыми сутками разговаривать.
Гвин улыбнулась. Она немного знала этого офицера, а также то, что он любил поболтать.
– Да, с Полом тяжело, – согласилась она. – Тем больше я нужна людям. По крайней мере пока что. Через пять лет все изменится. Пол будет совершеннолетним и больше не позволит мне и слова сказать насчет ведения фермы. Я даже не знаю, захочу ли я жить на ферме, которой будет управлять Пол. Возможно, мы смогли бы купить себе клочок земли. После всего, что я сделала для Киворд-Стейшн, мне полагается хотя бы это.
– Клочка земли недостаточно для разведения овец, – с сожалением в голосе сказал Джеймс.
Гвин пожала плечами.
– Возможно, ее хватит для разведения собак или лошадей. Твою Пятницу теперь знает каждый, а моя Клео… она еще жива, но скоро уже умрет. Фермеры будут дорого платить за собак, которых тренировал сам МакКензи.
– Но пять лет, Гвин…
– Только четыре с половиной!
Гвинейра снова прижалась к нему. Пять лет казались ей вечностью, но она не могла представить себе другого выхода. Уж точно нельзя было жить беглецами в горах или отправляться на поиски золота.
МакКензи вздохнул.
– Ладно, Гвин. Но ты должна дать мне шанс уйти! Сейчас я на свободе. Я не собираюсь добровольно возвращаться за решетку. Если меня не поймают, то я отправлюсь на золотые прииски. И поверь мне, Гвин, уж я-то найду золото!
Гвинейра улыбнулась.
– Ты даже Флёретту нашел. Но больше не поступай со мной так, как ты сделал в суде! Все эти истории о маорийской любовнице. Я думала, у меня сердце остановится, пока ты рассказывал о своей большой любви!
Джеймс ухмыльнулся.
– А что мне оставалось? Объявить во всеуслышание, что у меня есть дочь? Маори они искать никогда не станут, всем известно, что это бесполезно. Хотя Сайдблоссом, конечно, подозревает, что эта девушка забрала все мои деньги.
Гвин наморщила лоб.
– Какие деньги, Джеймс?
Лицо МакКензи расплылось в широкой улыбке.
– Ну, как сказали бы Уордены, я позволил себе собрать приличное приданое для своей дочери. Все деньги, которые я заработал за эти годы от продажи овец. Поверь мне, Гвин, я был богатым человеком! И надеюсь, что Флёр разумно распорядится ими.
Гвин улыбнулась.
– Это меня успокаивает. Я так боялась за нее и Рубена! Рубен – хороший парень, но у него руки не из того места растут. Из него такой же золотоискатель, как… ну, представь, если бы ты решил вдруг стать мировым судьей.
МакКензи строго посмотрел на нее.
– О, у меня великолепно развитое чувство справедливости, мисс Гвин! Как ты думаешь, почему все сравнивали меня с Робином Гудом? Я крал овец только у богачей и никогда не трогал людей, которые зарабатывают себе на жизнь честным трудом! Хотя, согласен, мой способ слегка необычный…
Гвинейра засмеялась.
– Ну, скажем, ты не джентльмен. Я тоже больше не леди после всего, что мы с тобой делали. Ну и что? Мне все равно!
Они еще раз поцеловались, и Джеймс было мягко потянул Гвинейру на сено, но тут их прервала Хелен:
– Я не хотела тревожить вас, но сюда только что приходили полицейские. Я чуть не умерла со страху, однако они только задавали вопросы и не пытались устроить обыск фермы. Теперь, по всей видимости, все снова бросятся на поиски Джеймса. Мистер МакКензи, «овечьи бароны» уже знают о вашем побеге и даже успели послать на помощь своих людей. Боже, неужели вы не могли подождать еще пару недель? В разгар стрижки овец никто не стал бы устраивать погоню, но сейчас полным-полно работников, которым уже несколько месяцев нечем заняться. Они жаждут приключений! В любом случае вам следует остаться здесь до наступления темноты, а затем как можно быстрее уйти. И лучше всего… обратно в тюрьму. Сдаться самостоятельно было бы самым удачным вариантом, но вы, Джеймс, и без меня все понимаете. А ты, Гвин, как можно скорее скачи домой, чтобы никто ни о чем не догадался. Я не шучу, мистер МакКензи. Мужчины, которые только что были здесь, предъявили мне ордер, они даже имели право застрелить вас!
Целуя Джеймса на прощание, Гвинейра дрожала от страха. В очередной раз ей приходится переживать из-за него. А ведь они только-только снова оказались вместе.
Конечно, она тоже посоветовала ему возвращаться в Литтелтон, но Джеймс лишь отмахнулся. Сначала он хотел поехать в Отаго, чтобы забрать Пятницу, что, по словам Хелен, было «сущим безумием», а затем на золотые прииски.
– Ты не дашь ему что-нибудь перекусить в дорогу? – жалобно спросила подругу Гвинейра, когда они провожали беглого преступника. – И спасибо тебе, Хелен. Я знаю, на какой риск ты пошла ради меня.
