— Я не смогу пережить это! Я могу умереть! Умереть!
Для нее существовал только Жоффрей. Он был везде, он был в ней. Все остальное — лишь мимолетные увлечения, которые ничего не значили для нее… «Есть только ты».
От военной экспедиции пришли вести. Посыльный рассказывал, какой ужас охватил его, когда его вдруг окружили ирокезы, которые поднимались вверх по течению Шодьер. Он предстал перед самим Уттаке, и тот сказал ему: «Я иду навстречу Тикондероге, я дарю тебе жизнь».
В письме, которое он привез, г-н Фронтенак сообщал, что они находятся в окрестностях Голубого Озера, но пока переговоры не начинались. Было также письмо для Анжелики от Жоффрея де Пейрака, но она разорвала его на мелкие кусочки, не читая, и тут же пожалела об этом.
Всю следующую неделю Анжелика проливала слезы. Тем временем весна вступила в свои права и опьянила всех запахами цветущих яблонь. Аромат розовых и белых цветков приносил наслаждение.
Остров Орлеан совершенно преобразился, его щеки порозовели, как щеки молодой канадской девушки.
Анжелика объясняла свои припухшие веки тем, что зацвели сады и воздух чересчур насыщен пряными запахами. Ей сочувствовали.
После полудня на улице появился Виль д'Аврэй. Это была его первая прогулка после несчастного случая. Он прихрамывал, и речь его была не совсем внятной.
— В этом городе слишком много пьют. К моим страданиям добавилась еще и жара, и мне приходится больше пить, чтобы утолить жажду и забыть про боль. Но я еще слишком слаб, а вы покидаете меня.
— Я приготовлю вам луковый суп. Его называют «суп пьяницы», потому что у лука сильный запах, он вызывает слезы и просветляет умы.
Пока она будет чистить лук, ей не придется прятать свои глаза, чтобы не вызвать его любопытства по поводу ее распухших век. Впрочем, он казался невнимательным, думал только об Александре и оплакивал его.
— Он был ангел, настоящий ангел. Я знаю это. Теперь я это понял. Он был послан на землю с особой миссией: как и все ангелы. Все они прекрасны. Но их смерть часто бывает жестокой. Они умирают молодыми, совершив героический поступок, ради которого они и спустились на землю.
Он еще долго рассуждал, а потом заявил:
— Я уезжаю. С первым же кораблем. Даже если это не понравится королю. Как он мог отправить в ссылку меня, такого чувствительного и ранимого? И все это из-за китайской фарфоровой вазы. У него просто нет сердца. Я пойду к Сен-Клу, попрошу у него защиты. В этих диких местах сам становишься дикарем. Те, кто здесь останется, пустят корни, обагренные кровью. Они принесли в жертву волосы своих самых любимых детей… Мне было достаточно одного… Я увезу отсюда моего сына, моего маленького Керубина. Я хочу вернуться в цивилизованную страну… Возможно, Анжелика, мы встретимся в Версале!
За все это время Анжелика ни разу не посетила отца Мобежа. Он наверняка посмотрел бы на нее с легкой насмешкой и напомнил ей, что красивые женщины живут особой жизнью, что, однако, не мешает им быть обманутыми.
«Нужно оставаться красивой! — говорила она себе, рыдая перед зеркалом. — Я была так счастлива! Так счастлива!»
Она сожалела о прожитых последних месяцах. Они спорили, но это был лишь повод, чтобы объясниться, лучше узнать друг друга и почерпнуть в примирении новые силы, новые страсти.
— Я не понимаю тебя, — говорила ей Полька. — Я не думала, что ты можешь так все усложнять. К чему все эти рыдания? Чего ты боишься? Ты считаешь, что легко бросить такую женщину, как ту? Это было бы забавно, но на моей памяти такого не случалась. Ты всегда будешь пленять, всегда… Это идет от твоих губ, глаз, твоей кожи… И лишь смерть положит этому конец. Как ты думаешь, легко забыть нежную кожу ангелов? А может ли мужчина, привыкший к ней, обойтись без нее? Даже если он этого захочет? Но твой мужчина не хочет этого! И ничего не произошло, уверяю тебя! Ты своим дурацким кривлянием сама себе роешь могилу!
***
— Моя милочка! Моя милочка!
Г-жа ле Башуа стучала ей по плечу своим веером.
Церковь была пустынной Перед алтарем молился г-н Гобер де ла Мелуаз В полумраке церкви Анжелика различала широкое лицо храброй женщины и ее улыбающиеся голубые глаза.
— Пойдемте! Пойдемте, моя милочка! — сказала она немного ворчливым голосом. — Это неразумно, у вас такие красные глаза! У вас! У самой соблазнительной женщины! У женщины, в которую влюбляются при первом ее появлении. Если бы вы не были так милы, любезны, то остальные женщины возненавидели бы вас, ведь вы притягиваете к себе взгляды всех их поклонников! Вы взяли в плен мужчину, которого желают все. Неужели он причинил вам боль? Я не могу в это поверить…
— Что вам рассказали? — униженно спросила она.
— Ничего! Просто я считаю, что лишь легкомыслие или жестокость графа де Пейрака могли вызвать столько слез.
Почувствовав доверие к своей собеседнице, Анжелика сказала, что имеет все основания подозревать его в измене. Она ужасно запуталась. С одной стороны, она вовсе не хочет запереть своего мужа на замок, с другой — ее необычайно ранили обстоятельства, при которых все это произошло… Это было бессердечно с его стороны. Они воспользовались тем, что она уехала на остров Орлеан…
— Дорогая моя! Судя по всему, у вас нет опыта в этом вопросе, вам никогда не изменяли. Это всегда причиняет боль, независимо от обстоятельств. Если это происходит в ваше отсутствие, под вашей крышей — это оскорбление. Если где-то в другом месте — это возмутительное лицемерие. И в том, и в другом случае мужчина проявляет свою слабость, а женщина предает. Не существует адюльтера, который выглядит благородно
— Выходит, вы прощаете его? — спросила Анжелика, вспоминая о своих приключениях в долине Абрахама.
— А вы, дорогое дитя? Вы бы простили себя? Будь вы на его месте ?
Анжелика даже не пыталась изобразить на своем лице благородное возмущение.
— Да, — призналась она, — потому что я знаю, что ничто и никто не может убить мою любовь к нему… Никакая выходка.
— А почему вы считаете, что так не поступает и г-н де Пейрак? Выходка, сказали вы? Маленькое увлечение! Трещина в договоре! Но каком договоре?
Анжелика вынуждена была признать, что г-жа ле Башуа была права. Она и сама пришла к тому же мнению. Но она убедила себя, что он ее больше не любит… Что он стал меньше любить ее.
Она снова расплакалась.
— Успокойтесь! — пожурила ее г-жа ле Башуа. — Попытайтесь быть искренней. Скажите, что вас беспокоит. Вы что-то вообразили себе и придаете этому чересчур большое значение, а ведь история эта прошлая… Не так ли?
Наконец Анжелика призналась в том, чего так страшилась, она все могла забыть, но это несчастье было несравнимо со всеми горестями. Она боялась потерять любовь. И не было ли случившееся первым признаком того, что она больше не пробуждала в нем прежних чувств?
