Айен вдруг умолк и поскреб ногтями голову.
— Ну, я даже не помню, что именно она сказала, но кончилось тем, что она меня поцеловала, прямо такого вот чумазого, и говорит: «Отлично, значит, мы поженимся в День святого Мартина…»
Он с комической беспомощностью развел руками.
— Я все пытался объяснить, что мы не должны так поступать, пока не обнаружил, что стою перед священником и даю обет: «Я беру тебя, Дженет…» — ну и так далее, все что положено, какие-то невероятные обещания.
Джейми со смехом откинулся на спинку кресла.
— Мне это знакомо, — сказал он. — Чувствуешь себя так, словно провалился в пустоту.
Айен улыбался теперь уже без всякого смущения.
— Дело сделано, и конец. И знаешь, даже теперь, как увижу Дженни, когда она стоит на холме, освещенная солнцем, или просто держит на руках маленького Джейми и не глядит на меня, тут же и подумаю: «Господи, да не может быть, что она моя…»
Он помотал головой, и каштановые волосы упали на лоб.
— А потом она повернется да улыбнется мне… Ну, ты сам понимаешь. У тебя с Клэр, по-моему, то же самое. Она ведь… какая-то особенная, верно?
Джейми кивнул. Улыбка оставалась у него на лице, но была уже другая.
— Да, — ответил он тихо. — Да, она такая.
После портвейна и бисквитов Джейми и Айен продолжали вспоминать свое общее детство и своих отцов. Уильям, отец Айена, умер прошлой весной, оставив Айену в наследство управление имением.
— А ты помнишь, как твой отец взял нас в кузницу, чтобы мы посмотрели, как закреплять тележную ось?
— Ага, и он никак не мог понять, чего это мы все вертимся и ерзаем…
— И спросил, не надо ли тебе в уборную…
Оба они так хохотали, что я, не дождавшись от них окончания истории, вопросительно посмотрела на Дженни.
— Жабы, — коротко пояснила она. — У обоих под рубашкой сидело по пять или по шесть штук.
— О господи! — простонал Айен. — Когда одна выбралась у тебя из-под рубашки и прыгнула прямо в горн, я думал, что умру.
— Я представить себе не могу, как это мой отец в конце концов не сломал мне шею, — заявил Джейми. — Диво дивное, что я все-таки вырос.
Айен вдумчиво поглядел на своего собственного отпрыска, который весьма сосредоточенно занимался тем, что устанавливал одно полено на верхушке другого.
— Я просто не знаю, как мне быть, когда настанет время задать трепку моему сыну. Мне кажется, он… такой малыш.
Он с выражением полной беспомощности показал на пухленькую маленькую фигурку у очага.
Джейми окинул своего тезку вполне трезвым взглядом.
— Ну, он в свое время станет таким же дьяволенком, какими были мы с тобой. В конце-то концов, я когда-то был таким вот маленьким и невинным.
— Был, — неожиданно вставила свое слово Дженни, передавая мужу кружку сидра.
Она погладила брата по голове.
— Ты был удивительно милым ребенком, Джейми. Я помню, мы как-то стояли возле твоей кроватки, а ты спал, засунув в рот большой палец. И мы решили, что не видели более красивого ребенка. Щечки кругленькие, пухлые и чудесные золотые кудри.
Красивый ребенок даже порозовел от удовольствия и осушил свою кружку сидра за один прием, избегая смотреть в мою сторону.
— Однако это время быстро миновало, — продолжала Дженни, и ее белые зубки сверкнули в насмешливой улыбке. — Сколько лет тебе было, Джейми, когда ты заработал первую порку? Семь?
— Нет, восемь, — ответил Джейми, подбрасывая новое полено в очаг. — Ох и больно же мне было! Двенадцать раз он мне врезал по заднице, и удары не ослабевали до самого конца. Они у него никогда не ослабевали.
Джейми опустился на корточки и потер нос костяшками пальцев. Щеки у него разрумянились, и глаза горели от возбуждения.
— Когда все было кончено, отец отошел и присел на камень, дожидаясь, пока я очухаюсь. Я перестал завывать, только хлюпал носом, тут он подозвал меня к себе. Я и сейчас помню, что он мне сказал. Может, ты скажешь то же самое твоему Джейми, Айен, когда придет время. Так, значит…
Джейми прикрыл глаза, чтобы лучше вспомнить.
— Он поставил меня между колен, велел смотреть ему в лицо и сказал: «Это первый раз, Джейми. Я вынужден буду это повторять, может, сотню раз, пока ты вырастешь и станешь мужчиной». Потом засмеялся и говорит: «Во всяком случае, моему отцу приходилось повторять это часто, а ты такой же упрямый и пустоголовый, каким я был когда-то. И еще имей в виду, что иногда я буду наказывать тебя охотно — в зависимости от проступка. Но большей частью без всякой охоты, и тем не менее делать это придется. Помни это, парень. Коли голова задумает дурное дело, ответит зад». Обнял меня и сказал: «Ты храбрец у нас. Иди в дом, пусть мама тебя утешит». Я открыл было рот, чтобы ответить, но он не дал: «Я знаю, что тебе утешение не нужно, зато нужно ей. Иди». Я пошел, и мама дала мне хлеба с вареньем.
Дженни вдруг начала смеяться.
— Я только что вспомнила, — заговорила она. — Па нередко рассказывал эту историю о тебе, Джейми, как он тебя выпорол и что потом тебе говорил. Но он еще добавлял, что, когда он отослал тебя домой, ты прошел полдороги, а потом остановился и подождал его. Когда он тебя догнал, ты спросил: «Отец, а в этот раз ты бил меня охотно?» Он ответил, что нет, а ты кивнул и говоришь: «Хорошо, не то мне было бы еще хуже».
Мы все посмеялись, а Дженни посмотрела на брата и покачала головой:
— Да, он любил рассказывать эту историю. И еще всегда повторял, что умрет из-за тебя, Джейми.
Веселость Джейми как рукой сняло, он опустил глаза и сказал тихо:
— Так оно и вышло, разве нет?
Дженни и Айен переглянулись, а я опустила глаза, не зная, что сказать. Некоторое время в гостиной было очень тихо, только потрескивали поленья в очаге. Потом Дженни еще раз взглянула на мужа, поставила свой стакан и тронула Джейми за колено.
— Джейми, это не твоя вина, — проговорила она.
Он поднял взгляд на нее и улыбнулся — слабой улыбкой.
— Не моя? Тогда чья же?
— Моя, — ответила она, тяжело вздохнув.
— Что? — Он уставился на нее в изумлении.
Дженни была бледнее обычного, но вполне владела собой.
— Я говорю, что это моя вина, Джейми, в той же мере, как чья-либо еще. За то, что случилось с тобой, Джейми. И с отцом.
Он накрыл ее руку своей и нежно погладил.
— Не говори так, милая, — сказал он. — Ты сделала то, что сделала, чтобы спасти меня. Ты права, Рэндолл, наверное, убил бы меня на месте, если бы ты не пошла с ним.
Она пристально глядела брату в лицо, на округлом лбу проступила резкая черта тревожного раздумья.
— Нет, я не раскаиваюсь в том, что увела Рэндолла в дом… даже если бы он… Дело не в этом.
