— У тебя отличный голос, трубадур, — сказал он.
— Спасибо, сэр, — проговорил Хью.
Он уже ломал голову над тем, не рассматривал ли кто-то из компании бродячих артистов тех, кто сидел на возвышении в Аннан-Хаусе, и не узнает ли его. Впрочем, если уж они не признали в милашке Дженни баронессу Исдейл, то его и подавно не узнают.
— Отличная задумка, — сказал, старший из менестрелей. — Из вас получилась замечательная пара.
Он спросил Хыо, откуда он, собственно, так неожиданно появился, и Хью рассказал ему ту же самую историю, какую поведал солдату у ворот замка.
— Я приехал из Аннан-Хауса, сэр, — сказал он.
— Правда? Как же это так? — удивился артист.
— Видите ли, в скором времени я должен поехать в замок Трив, чтобы спеть там для лорда Галлоуэя и, быть может, для самого короля шотландцев. Милорд Данвити сообщил мне, что группа менестрелей, которая играла в его замке на празднике всего за день до этого, возможно, отправится в замок Трив с той же целью. Так вот, лорд Данвити подумал, что я буду чувствовать себя в большей безопасности, если догоню вас и буду путешествовать в вашей компании. Так что если вы и есть старший из бродячих артистов, что вы на это скажете?
— Если вы можете заставить нашу милашку Дженни флиртовать с вами и со слушателями во время пения, то я скажу «да». Вы слышите? Сейчас они снова вызывают ее на сцену. Подумайте, что будет, если каждый из собравшихся мужчин вообразит, что она поет именно для него. Вы понимаете, о чем я?
Хью утвердительно кивнул.
— Да, сэр, — промолвил он. — Я понимаю, чего вы хотите.
— Что ж, тогда мы будем рады принять тебя в компанию. Путешествуй с нами! Отсюда мы отправимся в Дамфрис и будем выступать там целую неделю по распоряжению шерифа. Но это тебя не должно расстраивать — шериф хорошо нам заплатит, и мы разделим деньги как обычно.
Хью понятия не имел о том, что значит «как обычно», к тому же у него не было ни малейшего желания встречаться в костюме трубадура с шерифом. Впрочем, он был почти уверен в том, что до Дамфриса им с бродячими артистами не дойти, поэтому без долгих раздумий он согласился.
Дженни не сводила глаз с сэра Хью, спрашивая себя, с кем он мог прийти в Лохмабен. Она ничуть не сомневалась, что он приехал за ней. Но ни Фелина, ни лорд Данвити не допустили бы, чтобы, не будучи родственником, сэр Хью сопровождал ее в обратной поездке в Аннан-Хаус, пусть даже и с горничной Пег.
По ее спине пробежал холодок при мысли о том, что сэр Хью мог привезти с собой Рида.
Воины и их начальники приступили к трапезе вскоре после того, как все собрались в зале на полуденный прием пищи. Остальные артисты продолжали выступать, перекусывая на ходу, когда у них появлялась минутка-другая. Сама Дженни предпочитала не есть перед выступлением.
И вот теперь, заняв место рядом с Пег, она почувствовала зверский голод.
Несколько артистов ели за дальним концом стола, не обращая никакого внимания на двух молодых женщин. Глядя на Весельчака и сэра Хью, которые все еще продолжали разговаривать, Пег заговорила:
— Но разве это не…
— Да, это он, — поспешила перебить ее Дженни. — Но не называй здесь его имя. Не представляю, как он сюда попал и почему приехал за мной. Я для него никто, поэтому ему должно быть все равно, куда я делась. Однако, возможно, он приехал не один.
— Выдумаете, он скажет Весельчаку и всем остальным, кто вы такая на самом деле?
Дженни ненадолго задумалась.
— Вряд ли он это сделает, — наконец ответила она, положив себе на тарелку баранины.
Было довольно странно обслуживать себя самой, без помощи слуг, которые всегда сновали вокруг нее, стараясь угодить. Правда, Дженни это даже нравилось, ведь не нужно было никого ждать.
Заполнив тарелку, Дженни добавила:
— Они не захотят поднимать шум, Пег.
— Посмотрите! — Пег понизила голос. — Вон он идет.
Дженни не подняла глаз от тарелки. Ее охватил озноб. Неприятное чувство становилось тем сильнее, чем ближе к ней подходил сэр Хью.
— Добрый день, — поздоровался он, усаживаясь на лавку напротив них. — Друзья называют меня Хьюго, и ваш старший позволил мне путешествовать с вами до Дамфриса.
Несмотря на то что Дженни не видела Пег, она почувствовала, как та разинула рот о изумления. Испугавшись, как бы горничная на сболтнула лишнего, Дженни приподняла нарисованные Пег брови и тихо переспросила:
— Хьюго?
— Да, — слегка улыбнувшись, ответил он, протягивая руку к тарелке с бараниной. — У тебя отличный голос, детка. Мне было приятно петь с тобой.
Тоже понижая голос, Дженни сказала:
— Благодарю вас, сэр. Ваше мнение очень важно и приятно для меня, потому что вы поете куда лучше, чем я.
— Нет, голоса у нас совсем разные, но сочетаются прекрасно, — заметил Хью.
Пег заерзала на своем месте.
— Кем бы вы ни были…
— Не сейчас, Пег, — остановила ее Дженни. — Трубадур должен подкрепиться. Мы сможем потолковать позднее.
— Я подумал, мистрис, что, если нам удастся потолковать немного, когда мы уйдем отсюда, то можно сверить список песен, которые будем исполнять. Ваш старший, без сомнения…
— Мы зовем его Весельчаком, — вставила Пег.
Хью улыбнулся:
— Спасибо, что сказала. Этот человек не сообщил, как я должен к нему обращаться.
— Ну, знаете, — заговорила Дженни, — я тоже понятия не имею о том, какое обращение он предпочитает. Поэтому я просто говорю ему «сэр», как и большинству джентльменов.
— Так он джентльмен? — снова поворачиваясь к ней, спросил Хью.
Встретившись с ним глазами, Дженни ответила:
— Я не знаю, кто он и откуда. Зато он был добр к нам и дал нам укрытие, и за это я ему благодарна. И у него обаятельная улыбка.
— Вам не следовало просить у него укрытия, — тихо промолвил Хью, выдерживая ее взгляд.
— Думаю, мне самой лучше судить о том, что мне следует делать, а что — нет, — не моргнув глазом ответила Дженни. — В общем, я благодарна ему за доброту и чувствую себя в долгу перед ним.
Что-то в выражении его лица ожесточилось, отчего по спине Дженни побежали мурашки, но взгляда она не отвела.
Хью глубоко вздохнул. Когда что-то выводило его из себя, охватывавшее его чувство было столь сильным, что ему требовалась вся его выдержка, чтобы держать себя в руках.
Ее спокойный вопросительный взгляд разбудил в Хью раздражение, которое он испытывал, когда ему приходилось искать ее. Правда, было и еще что-то. Эта девочка явно не понимала, какой опасности подвергала себя неожиданным бегством.
У него появилось сильное желание объяснить ей это словами, проигнорировать которые она бы не смогла. Однако он полагал, что спокойное порицание должно вызвать в ней угрызения совести и, возможно, даже тревогу. Вместо этого Дженни смотрела на него с таким видом, словно это она ждала от него объяснений происходящего, а не он от нее.
