А потом я почувствовала прохладу и тишину, и в полной боли полудреме услышала, как кто-то появился в зале внизу, услышала топот ног. Маргарита выбежала из моей спальни прежде, чем меня скрутили новые схватки.
Эта боль была такой отчаянной, что казалось, прошла целая вечность, прежде чем я увидела, как Маргарита держит что-то перед моими глазами: полоску из кожи и шелка, темную, запятнанную временем. На ней были вышиты странные буквы, которые я не могла прочитать, и толстый улыбающийся дракон.
— Это пояс, Иза! Пояс святой Маргариты. Теперь все будет хорошо.
Мэл перекрестилась.
— Теперь, госпожа, мы должны обвязать им твой живот, — сказала матушка Гудер.
Она с кряхтеньем нагнулась надо мной — я сидела на табурете, положив голову на руки, вцепившиеся в кроватный столбик.
— Встаньте, чтобы мы могли сделать это с благоговением.
Я слегка приподнялась, и меня тряхнул новый приступ боли. После этого казалось невозможным двинуться снова, но мне пришлось.
Во время передышки между схватками я перенесла вес на ноги и привстала. Мэл задрала мой подол, а матушка Гудер обвязала меня поясом, приподняв мои набухшие груди, лежащие на животе. Помню, какими холодными были ее руки.
Мэл выпустила мой подол. Должна была прийти очередная боль, но ничего не происходило, и внезапно я почувствовала такую усталость, что мне пришлось еще сильнее вцепиться в изголовье кровати, чтобы не упасть.
— Видите, что может сделать благословенная Маргарита? Теперь уже недолго, госпожа, — подбодрила меня матушка Гудер. — Ложитесь обратно в постель.
Спотыкаясь, я подошла к кровати и попыталась сесть, но меня швырнуло на четвереньки. Боль завладела мной и сжала так сильно, что мое чрево, казалось, вот-вот взорвется.
Остальные звали меня, молились, велели толкать, стараться, и я сделала это один раз, потом еще раз — а боль была бесконечной, такой же сильной, как раньше, — потом толкнула еще раз, и еще… До тех пор, пока боль не стала вырывать из меня крики — режущая, разрывающая мое лоно боль, и мне ничего больше не осталось, кроме боли, кроме воя… А потом заскользило что-то горячее, скользкое, и я рухнула на живот в луже крови и дерьма и услышала крики, которые раньше не раздавались, — негромкие, не мои.
Я лежала с Томасом у груди, когда услышала крик у ворот, топот лошадей и шарканье ног горстки усталых людей во дворе.
Матушка Гудер запретила мне вставать с постели до десятого дня, но я попыталась сесть, не потревожив Тома. Он начал хныкать, и, покачивая его, чтобы успокоить, я увидела внутри пеленок маленькие дергающиеся кулачки.
— Иза! Иза! — Маргарита поднималась по лестнице, ведущей из зала. — Это Джон, он дома!
По его походке я могла сказать, как сильно он устал. Он стоял в дверях в свободно зашнурованном панцире, под которым виднелся кожаный камзол, потемневший от пота.
— Йорк победил. Сомерсет мертв. Его величество король ранен, но не смертельно. Его забрали в Лондон.
— Что? О, всемогущий Иисус! Да защитит Господь короля Генриха. Да упокоит Господь души погибших.
Я села и вынула руки из-под головы Тома, чтобы перекреститься. Я сделала это так резко, что твердые, жадные десны ребенка выкрутили мой сосок и я чуть не закричала.
— Я возьму его, Иза, — сказала, выйдя вперед, Маргарита.
— Нет, он еще не наелся.
Я снова поднесла грудь ко рту малыша и, как всегда, поневоле поджала пальцы на ногах и стиснула руки, когда он вцепился в сосок.
Темное лицо Джона застыло от усталости и горечи поражения, но он все-таки улыбнулся.
— Мне сказали, что у меня сын.
— Да, — ответила я. — Маргарита, пожалуйста, спустись вниз и присмотри за тем, чтобы людей накормили и напоили и позаботились обо всем, что им нужно.
Маргарита вышла с таким видом, словно предпочла бы остаться.
Томас усердно сосал, а потом внезапно уснул, все еще приоткрыв ротик, его головка свесилась на мою руку. Я натянула рубашку на грудь, чтобы прикрыться.
Джон наконец-то прошел вперед и сел на край кровати, а потом наклонился, чтобы меня поцеловать.
— С ним все в порядке? С моим сыном?
— Спасибо Господу — да. Мэл говорит, он хороший, крепкий парнишка. Мы… я… думаю назвать его в честь святого Томаса Бекета. Но он еще не окрещен. Это назначено на завтра. Мы не… мы не думали, что следует ожидать твоего возращения. Но если тебе не нравится имя…
— Нет, Томас — хорошее имя. Томас Грэй. Со временем — сэр Томас Грэй, да будет на то Божья воля, и лорд Феррарс Астли и Гроуби, в конце концов. Это хорошо. Как ты себя чувствуешь?
— Да, я молюсь об этом. И чувствую себя неплохо.
Он кивнул, но молчал так долго, что я начала испытывать страх.
— Муж, что с королем? Он все еще в здравом уме?
— Не знаю, — покачал Джон головой, как бык, которого беспокоит муха. — Но раз такое случилось… Кто знает, что последует за этим? Йорк отправил его под эскортом обратно в Лондон, вот все, что нам известно.
Он протянул руку и прикоснулся к щеке Томаса.
— Мой сын. Это хорошо.
Не просыпаясь, Томас повернул головку так, что его губы прикоснулись к широкому пальцу Джона, словно поцеловав. Ребенок тихо засопел.
— Йорк и герцог Уорик схватили его величество короля, — продолжал Джон. Он не только снова объяснял мне, но и повторял эти слова, чтобы заставить себя самого поверить в случившееся. — Его светлость Сомерсет мертв, погибли и многие другие.
— Господь да упокоит их души, — отозвалась я. — И да хранят Небеса живых. Но как это произошло?
— Мы поехали на юг от Графтона и нашли короля в Сент-Олбансе — он защищал дорогу на Лондон. С ними были лишь его советники, а Йорк был всего в полумиле или около того к востоку. Йорк предложил подчиниться королю в обмен на то, чтобы Сомерсет сдался, потому что сторонники Йорка утверждали, что во всем виноват Сомерсет. Но когда Сомерсет отказался, они напали. Его величество король отдал приказ щадить простых людей, но не щадить знатных.
Слова моего мужа были тяжелыми, как стук копыт. Он говорил все быстрей, будто снова слышал звуки труб и барабанов, сопровождающие атаку.
— Такие люди, как мы, закалились во Франции и на границах с Шотландией, и бойцы Уорика не смогли ни прорвать наши ряды, ни зайти с фланга. Наши стояли, как скала, но врагов было слишком много. Потом лучники Уорика прошли мимо Чекерс-Инн. Приближаясь, они сломали наш фронт, и мы сражались на главной улице. Под конец мы удерживали только гостиницу «Замок» — ты помнишь ее?
Я кивнула.
Мы часто обедали в этой гостинице по дороге из Графтона: улица за дверями кишела повозками, вереницами мулов и путешественников и всем, что только двигалось по дороге на Лондон.
