Действительно, задача выполнена прекрасно. Платье из бледно-зеленого муслина являло собой ряды оборок, наплывающих один на другой и отделанных нежной вышивкой. Широкий вырез, обнажающий плечи, украшал широкий воротник из тонкого кружева. Кружева ниспадали до локтей и прикрывали руки вместо рукавов.
— Вы довольны? — спросила сеньора. Он неспешно кивнул.
— Я доверяю вашему вкусу.
— Спасибо, — ответила она с серьезной вежливостью и, подхватив свои обвисшие черные юбки, поспешила из комнаты.
Полковник Фаррелл повернулся к Элеоноре, не обращая внимания на искорки гнева в ее глазах.
— Вы всегда носите такую прическу?
— Всегда, — коротко ответила она, забросив длинную толстую косу за спину.
— Мне не нравится.
Резкость уже готова была сорваться с ее губ, но она увидела его ожидающий взгляд.
— А какую бы прическу вы хотели? — спросила она приторно сладким голосом.
— Что-то более мягкое, с локонами.
— Извините. Понятия не имею, как это делается. — Ее глаза смотрели ясно, она безмятежно улыбалась. Швырнув шляпу на кровать, он подошел к ней.
— Начните с того, что расплетите косу.
Элеонора было отшатнулась, но недостаточно проворно. Он схватил ее за локоть, резко повернул и принялся расплетать носу. Ее волосы, освободившись, рассыпались волнами по плечам, ниспадая ниже бедер. Полковник молча стоял за ее спиной, погрузив руки в теплые локоны. Элеонора резко отступила в сторону, желая отойти от него подальше. Но у него была молниеносная реакция. Одной рукой он схватил ее за волосы, а другой — за широкую бретельку сорочки. Раздался треск разрываемой старой материи. Медленно, но безжалостно он притянул ее к себе и, склонившись, прижался своим твердым ртом к мятному изгибу ее шеи.
— Не надо, — сказала она, задержав дыхание.
— Пожалуйста? — спросил он.
— Пожалуйста.
— Грант?
Она замялась, а потом, со слезами боли на глазах, смиренно повторила:
— Пожалуйста, Грант.
И не только из-за того, что он применил силу, она произнесла эти слова, но из-за какой-то особенной искры, которая проскочила между ними.
На пороге возникла сеньора с букетом белоснежных цветов в руке.
— Два цветка — в волосы, один — на корсаж. — Положив перед ними цветы, она стояла, переминаясь с ноги на ногу.
Грант Фаррелл не спеша отпустил Элеонору и, подойдя к кровати, взял шляпу.
— Хорошо. Я буду ждать внизу. Элеонора объяснит вам, что делать с ее волосами.
Самоуверенность, исходившая от всего его облика, заставила Элеонору стиснуть зубы. Не помня себя, она схватила оловянную коробку с иголками, в которой когда-то было миндальное драже, и со свистом запустила ее в Фаррелла, так что иголки посыпались стальным дождем. В цель она не попала, коробочка перелетела через перила галереи и с металлическим стуком ударилась о камни патио. Сеньора Паредес вздрогнула. Ее лицо побледнело и приобрело цвет дикой гардении, которую она держала в руках. Полковник остановился, медленно повернувшись и намеренно сдерживая движения. Глаза его стали холодными и пустыми, но потом в них появилось уже знакомое презрительное выражение.
— В следующий раз, — сказал он тихо, — цельтесь прямо в сердце и выбирайте более смертоносное оружие.
Элеонора ничего не ответила, но и не отвела взгляд. Последнее слово осталось за ним. Но она почувствовала удовлетворение, видя, как дрогнул Железный Солдат.
Когда она вышла и остановилась на верхней площадке лестницы, душистый аромат патио поднялся теплой волной, словно приветствуя ее. Увидев полковника, ожидавшего ее в тени апельсиновых деревьев, она приподняла обруч и стала спускаться с отчетливо сознаваемой грацией и мягким колыханием тонких прозрачных оборок.
— Красавица! Сияющая мечта! — донесся низкий голос со стороны входа в патио. Из темноты выступил мужчина и подошел к подножию лестницы, где замер в мерцающем свете лампы, укрепленной на железном кронштейне. Темные мягкие вьющиеся волосы, дерзкий нахальный взгляд, аккуратные испанские усики, никарагуанская униформа — полковник Луис де Ларедо, мужчина, увиденный ею в Новом Орлеане в Бэнк-Аркаде. Когда она спустилась, он отвесил ей глубокий почтительный поклон.
— Теперь я понимаю, почему луна сегодня спряталась за тучи. Из зависти к вам.
Улыбнувшись, Элеонора подала ему руку, благодаря за комплимент, что выглядело очень естественно.
— Спасибо, — тихо сказала она, хотя при виде приближающегося полковника Фаррелла ее снова охватило волнение.
— О, так это леди из Нового Орлеана, которая не назвала своего имени!
— не унимался офицер. — Другой такой и быть не может. Я думаю, это судьба, что мы снова встретились.
— А мы могли встретиться и раньше, — сказала Элеонора, убирая руку, — если бы вы не просидели всю дорогу в каюте.
— Так вы были на пароходе? Ох, эта моя распроклятая морская болезнь. На лошади я могу скакать несколько дней подряд, но при одном виде парохода… — Его передернуло. — А вы, похоже, выжили и в хорошей форме? Разве что стали чуть тоньше, чем когда я в последний раз держал вас в своих руках.
Если он хотел вогнать ее в краску, ему это удалось, тем более что она увидела, с каким цинизмом наблюдает полковник, как она краснеет. Разве тогда, в баре, он не видел, как она столкнулась с подполковником?
— Добрый вечер, Луис. Я вижу, ты уже знаком с мадемуазель Элеонорой Виллар.
— В каком-то смысле да, мой друг.
Полковник не отреагировал на двусмысленный ответ. Властным жестом он взял Элеонору под руку.
— Тогда пойдемте.
Луис продолжал стоять, не двигаясь с места. Оглянувшись, Элеонора увидела, как лицо его побледнело. Почувствовав ее колебания, полковник тоже обернулся.
— Ну так идем? — повторил он нетерпеливо.
— Я… Я как раз подумал, что мне кое-что еще надо сделать, — ответил Луис с непроницаемым лицом, выходя из света лампы. — Встретимся на приеме.
— Не опаздывай, — сухо предупредил полковник. — А то пропустишь главный выход.
— Да, это будет непростительно, — согласился Луис, но его явно что-то смущало.
Нинья Мария Ирисарри величаво вплыла в длинную, отделанную красным деревом комнату для приемов, опираясь на руку Уильяма Уокера, — прекрасное создание, затянутое в негнущуюся золотую парчу. Ее черные, как вороново крыло, волосы, зачесанные назад, спускались локонами и были покрыты жестко накрахмаленной черной мантильей. Несмотря на жару лиф был из черного облегающего бархата. От плеча спадали каскадами кружевные оборки, служившие рукавами. За женщиной шли два очень похожих друг на друга мальчика-индейца в национальных костюмах из сурового полотна — в рубахах с длинными рукавами и пестрых кюлотах чуть ниже колен. На плече у каждого восседали яркие желто-зеленые попугаи. Шествие замыкала крошечная девочка с веером из желтых перьев, таким большим, что ее едва было видно.